"Марсело Фигерас. Камчатка " - читать интересную книгу автора

Родольфо, вылетели не из его револьвера - если в момент гибели он вообще был
вооружен.
Впрочем, опасность ощущалась не так уж остро. Папе уже случалось
исчезать из дома на несколько дней - в 74-м, а потом в 75-м, когда "Тройная
А" распоясалась вконец; но вскоре он возвращался, целый и невредимый, в
непоколебимой уверенности, что все улеглось. Жизнь шла своим чередом, без
особых злоключений. Политика - она и есть политика. Ходишь на демонстрации,
поешь песни, произносишь речи, голосуешь. Иногда срываешь аплодисменты, а
иногда получаешь по спине дубинкой.
На этот раз ситуация выглядела серьезнее - проблемы затронули и нас,
детей, - но все равно ничего страшного не сулила. На несколько деньков
заляжем на дно всей семьей, а потом вернемся домой, к своим обычным
занятиям, и все будет по-старому. Подумаешь, еще один генерал в
президентском дворце! Сколько их уже было!
По-настоящему в те дни меня тревожило и мучило другое - слом привычного
уклада. Сознание, что меня бесцеремонно вырвали из налаженной жизни: никаких
уроков, никаких встреч с Бертуччо. Сознание, что меня бесцеремонно разлучили
с моими собственными вещами: что-нибудь понадобится, рука сама потянется - а
нету! Сознание, что меня бесцеремонно вырвали из моего маленького мира,
отлучили от моих улиц и соседей, от моего книжного магазина, от знакомого
киоскера и от английского факультатива. Сознание, что меня бесцеремонно
вырвали из целой вселенной привычных, как воздух, ощущений: разлучили с
запахом моих простынь, с выпуклостями пола, которые ощущаешь утром босыми
пятками, с вкусом воды из-под крана, со звуками, доносившимися из столярной
мастерской и оседавшими во внутреннем дворике нашего дома, с видом на мамин
садик, с рифленым переключателем нашего телевизора.
Дача вполне подходила для импровизированных каникул - в те первые
выходные мы общались с родителями больше времени, чем за несколько
предшествующих месяцев, - но мы все время помнили, что отдыхаем поневоле.
Одно дело - запланированное, заранее продуманное, предвкушаемое путешествие.
И совсем другое - если под давлением обстоятельств едешь неизвестно куда, а
потом торчишь где-то вдали от дома, пусть даже в райском местечке,
дожидаясь, когда зловещий туман рассеется и нам вернут нашу прежнюю жизнь.
В те долгие годы, пока я жил на Камчатке, в диких дебрях, где рыщут
свирепые медведи, мне казалось, что по черному туннелю той зимы 76-го я
прошел словно бы с завязанными глазами. Но потом я понял, что в начале пути
родители видели не намного больше, чем я. Их политический выбор был четок и
ясен, и они до конца оставались ему верны. Но до 24 марта 1976 года, когда
произошел военный переворот, они знали правила игры. А после этого дня - уже
нет.
(24 марта установилась диктатура. 24 марта родился Гудини. Время -
странная штука; все времена одновременны.)
К власти пришла хунта, и обстановка резко изменилась. Оглядываясь по
сторонам, мои родители видели только зыбкую мглу. Они знали, что находятся в
розыске, как и многие их товарищи, но не знали, что происходит с
арестованными. Задержанные словно растворялись в воздухе. Родственники
обивали пороги полицейских комиссариатов, казарм и судов, где им отвечали,
что ничего о таких людях не знают. Ордера на арест не выдавались,
официальные обвинения не предъявлялись. Имена пропавших не фигурировали в
списках заключенных. С ареста папиного партнера прошла неделя, а никто так и