"Владимир Фильчаков. Театральный Мальмстрем" - читать интересную книгу автора

отыграли свой эпизод, пусть другие попробуют сыграть лучше.
Я вдруг чувствую слабость в коленках, нахожу стул, усаживаюсь, краем
уха прислушиваюсь к тому, что происходит на сцене. А там Инна Андреевна
объясняется со своим мужем. Мужа играет Григорий Самуилович. Ну еще бы,
Алексей Прокопьевич ни за что не согласился бы на такую роль - роль обману-
того мужа, он предпочел вообще не участвовать в спектакле, и Григорию Саму-
иловичу ничего не оставалось делать. В принципе, и он мог отказаться, но не
устоял перед обаянием Агнессы Павловны, которая сказала ему своим неподра-
жаемым голосом: "Гриша, голубчик, ну что вы? Вам эта роль очень к лицу. Не
подумайте плохого, голубчик, это же только роль!" И он стал играть.
Я подхожу поближе, посмотреть как играет Инна Андреевна. Она играет ве-
ликолепно, и если бы не измятые и потрепанные листки пьесы в руках, в кото-
рые она, впрочем, и не заглядывает, можно подумать, что она на самом деле
объясняется с мужем. Она краснеет, смущается, мнет листки, негодует, возму-
щается... Она просто прекрасна! Я смотрю на нее, открыв рот. Вот именно та-
кую женщину я и мог полюбить! Настоящая, живая женщина, а не такая, которая
уже при рождении понимает, что никакой любви нет на свете, есть только
секс, инстинкт продолжения рода и желание жить богато. Инна Андреевна спо-
собна краснеть и долго корить себя за неблаговидный поступок, она живет, а
не существует от постели к постели...
Она не замечает моего взгляда, она играет свою роль, и я понимаю, что
никакая это не роль, точно так же, как было у меня в моей сцене... И я
счастлив от того, что меня любит ТАКАЯ женщина. Нет, нет, только любовь
имеет значение. Счастье - в любви. Даже не тогда, когда тебя любят, а когда
ТЫ любишь. Одно это уже счастье, а если предмет твоей любви еще и любит те-
бя в ответ, это вообще нечто такое...


Чем плох театр? Тем, что приходится говорить громко, так, чтобы тебя
слышали зрители из последних рядов, и не только слышали, но и понимали, ЧТО
ты говоришь. Ты не можешь бормотать себе под нос, шептать и говорить нев-
нятно - каждое слово должно быть произнесено громко и отчетливо. В жизни
никто так не разговаривает. Поэтому театр плох своей театральностью - когда
надо шептать - мы говорим, когда надо говорить - мы кричим, ну, а уж когда
надо кричать, мы лезем из кожи вон и брызги слюны долетают до пятого ряда.
Чем хорош театр? Тем, что он объединяет совершенно невозможных, неверо-
ятных людей, немного сумасшедших, не от мира сего. Тем, что твое сумасшест-
вие никому не бросается в глаза - считается, что ты вжился в роль, перевоп-
лотился и уже не играешь, а живешь на сцене. Тем, что тебя тянет и тянет
приходить сюда, в здание театра, даже тогда, когда твое присутствие здесь
совсем не обязательно. Тем, что вся твоя жизнь - здесь, а не там, в убогой
квартирке в восемнадцать квадратных метров, снятой за тысячу рублей в ме-
сяц.
Ничего страшного не произошло, я имею в виду чтение пьесы всем соста-
вом. Никто не свихнулся, не преставился и не прыгнул с крыши (подозреваю,
что этот прыжок оставлен мне, но тут уж мы поборемся!). Кажется жизнь вошла
в колею, тем более, что Павел Сергеевич прочитал эту пресловутую пьесу на
самом деле и не нашел в ней ничего сверхестественного. Другое дело я и Ин-
на. Я люблю ее и там, и здесь, и от этой удвоенной любви мне так хорошо,
что я на многое не обращаю внимания. Я не обращаю внимания, на то, что Инна