"Евгений Филенко. Человек с номером" - читать интересную книгу автора

спросила девушка. Рыбак рыбака, ответил он.
Пока она обдумывала его слова, обдумывала с явным усилием, потому что
голова не хотела думать, мозг совсем одурел на радостях от притока
растворяющегося в крови кислорода - потребляй себе вволю, никто не
запретит! - пока она думала над тем, что же такое он имел в виду, мужчина
сошел со своего камня и полез в карман валявшихся на песке брюк за
сигаретой. При этом он повернулся к девушке спиной, и она увидела между
его лопаток большие, четко различимые даже под плотным загаром цифры -
единицу и двойку. Вот здорово, сказала она, что это - татуировка? Нет,
сказал он, закуривая. Что-то вроде родимого пятна. Может, это рак у меня
такой, особая разновидность рака. Рак номер двенадцать. И давно, спросила
она. Не очень, лет с двадцати. До двадцати у меня были имя и фамилия, а
потом я стал человеком номер двенадцать. Теперь это мое имя - Двенадцать,
чем плохо? Вот здорово, снова сказала она, а что - разве, нельзя его
свести? Пробовал, ни черта путного не вышло. Всю спину мне освежевали, а
цифры проступают. Как дьявольское клеймо, каинова печать. Зачем же так,
произнесла она тоном умудренной женщины, женщины с опытом, женщины с
прошлым, хотя была всего лишь маленькой смазливой соплячкой. Зачем же так,
что за проблема - надел майку, и нет никакого номера. Как бы не так,
спокойно сказал он, хотя в этом месте полагалась бы слеза в голосе, но
никакой слезы не последовало, видно, этап слезливости в его биографии
миновал. Как бы не так, это клеймо проступает даже сквозь водолазный
костюм. Я пробовал привязывать к спине свинцовую плиту, поверх надевал
свитер и пиджак, и все равно на пиджаке проступали две чертовы цифры.
Сатанинское число, будь оно неладно. Светится, да не каким нибудь
приличным цветом, а своим, особенным, невесть каким. В природе семь
цветов, так вот это цвет номер двенадцать, причем предыдущие четыре пока
не открыты. Дудки, сказала девушка. Сатанинское число - это тринадцать. Не
знаю, возразил он, не знаю. Что касается меня, так я уверен, что ни больше
не меньше как двенадцать. Здесь какая-то тайна, сказала девушка, садясь к
нему поближе. Мистика, средневековье. А может быть, над вашим родом
тяготеет древнее проклятье или заклятье. Апостолов, между прочим, было
двенадцать. Как звали двенадцатого? Не помню, ответил он. Наверное, Иуда.
Он, говорят, повесился. Да, сказала она, только из-за числа "тридцать".
Ему столько заплатили за предательство. Ну тогда я, продолжал мужчина,
покончу с собой - не знаю, правда, каким способом, - из-за числа
"двенадцать", потому что природе было угодно совершить предательство по
отношению ко мне. Она предала меня, нацепив на меня этот пожизненный
ярлык. Предала, старая проститутка, мать ее... Не знаю, заявила девушка, я
не стала бы так из-за этого убиваться. Ну, цифры и цифры. Он засмеялся, и
смех этот был не сатанинский, не истерический, ни даже грустный - просто
смех здорового мужчины, которому на все плевать с колокольни. Я где-то
читал, сказал он, что у самоубийц иногда прорезается странное желание -
излить кому-нибудь душу. Если им подворачивается под руку некто, кому
хватает терпения выслушать весь их бред, то иной раз бывает, что
самоубийцы отказываются от своих намерений. Существует даже специальная
телефонная служба для самоубийц. Наберешь номерок - и болтай, сколько
влезет, а на том конце провода слушают и поддакивают. Так вот, во мне,
очевидно, сработал этот душеизливательный инстинкт. Только поступил я не
очень хорошо, некорректно по отношению к коллеге. Заставил слушать себя