"Тибор Фишер. Книжный червь" - читать интересную книгу автора

вместо этого, как он любил хвастаться, с шестнадцати лет работал мясником.
На самом деле, подталкивая сына к поступлению в университет, отец просто
морочил ему голову, преследуя совсем иную цель - вытолкнуть его из дома. Так
он оказался предоставлен самому себе, и в карманах его гулял ветер.
То была неслыханная жестокость. Ему удалось-таки найти работу, но,
несмотря на это, он решил урезать расходы до минимума: отказался от комнаты,
все свои вещи отнес в камеру хранения, а ночи проводил в библиотеке, читая
запоем, сутки напролет, - после чего шел утром в колледж, чтобы помыться в
общем душе, совершал обход магазинов и шел обратно в библиотеку.
Ему были неведомы обычные студенческие траты: он никуда не ходил. С
момента приезда в Кембридж - и до окончания университета, он не выезжал из
города - если не считать прогулок в окрестные деревеньки, куда он
сопровождал Эльзу или какую-нибудь другую девицу: целью таких путешествий
был местный паб. В кино он не ходил, в клубы - тоже. От покупки одежды
отказался. Отказался от того, чтобы нормально есть. Отказался от покупки
книг. От выпивки. Был грант, стипендия и вспомоществование. Во время каникул
он работал в университетской библиотеке, соответственно, успел там
примелькаться. И - кто сказал, что жизнь его состояла из одной только
Библиотеки Университета? Он наведывался и в другие книжные хранилища: надо
же было порой развеяться, сменить обстановку.
В какой-то момент он понял (и понимание это было не очень приятным),
что ни одна живая душа не разделяет его пристрастий: в этом мире он жил
чужак чужаком. Эльза? Эльза всегда была к нему расположена, однако у них
было так мало общего... Да нет, затворником он не был. Как-то - средь бела
дня, на Сильвер Стрит - его поймала за руку и, как мальчика, отвела к себе
домой женщина, что работала уборщицей в тамошней больничке. "Дядюшка Фил", -
ворковала она, покуда он пытался ослабить ее хватку и припомнить, где и
когда они познакомились. "Вот и встретились! Почему бы тебе не зайти ко мне
в гости?"
Это страсть, решил он, - ему выпало стать предметом великой страсти; с
неделю он запоем читал любовную лирику, но тут выяснилось, сколько таких
дядюшек каждый день ходит по улицам. Так он постиг сразу несколько истин:
понял, почему большинство людей готовы на все ради секса, осознал, что сам
он девицу интересовал в последнюю очередь - нужно ей было совсем другое, и
заключил, что каждому хотя бы раз в жизни перепадает перепихнуться на
дармовщинку.
Тогда, на улице, почувствовав ее ладонь на своем запястье, он хотел
одного: вырваться и убежать к своим книжкам; позже он был рад, что не сделал
этого.
Потом... была еще эта вечеринка... он уже начал жалеть, что на нее
пошел, вместо того, чтобы сидеть в библиотеке, и тут две девицы устроили
стриптиз. Он думал, все бросятся аплодировать. Он вполне готов был похлопать
дамам... Но никто из студентов не проявил по этому поводу никакого
энтузиазма, вот что интересно. Он раздумывал об этом несколько лет, прежде
чем разобрался, что же тогда произошло; зрелище никого не тронуло по той
причине, что если для одних смотреть на раздевающихся женщин вошло в
привычку, то для других гениталии девиц, которых разве что ленивый не видел
в неглиже, особого интереса не представляли. Характерно другое - кто потом
жарил этих девиц на расшатанной гладильной доске в прачечной. Кев из
Белфаста. Кев, который, как и он, никогда не жаловался на кормежку в