"Тибор Фишер. Коллекционная вещь" - читать интересную книгу автора

бунтов? Что там в Германии? Никаких там революций, восстаний, бунтов?"
Приезжаем на Оксфорд-серкус, народу - видимо-невидимо, торговля идет полным
ходом. Мариус еле дышит, поэтому я прошу всю сумму вперед - на тот случай,
если он в процессе загнется. Раздеваюсь. Собираюсь опустить ему молнию на
брюках. Не дается - посылает своего шофера за резиновыми перчатками.
Надеваю резиновые перчатки. Опускаю молнию. На нем... пуленепробиваемые
трусы. "Нет, - говорит, - постой. Резиновые перчатки могут порваться.
Возьми себя сама". Сама так сама. Ласкаю себя, а он в восьми футах от меня,
на заднем сиденье, - себя. "Засунь в себя что-нибудь", - просит. Вставляю
бутылку от шампанского, и за дело. Секунд через тридцать ему надоедает.
"Нет, - говорит, - вставь-ка лучше пистолет. Пистолет моего шофера".
Вставляю пистолет. "Нет, постой, - говорит, - а то еще в меня выстрелишь.
Вынь пули". Вынимаю - мне же лучше. Работаю с пистолетом. Скис. Скис, а
потом вдруг забеспокоился. Позвонил кому-то узнать, существует ли еще на
свете город Франкфурт. Глядит на меня и говорит: "Хочу, - говорит, -
посмотреть, как тебя другой любит". - "Отлично, - говорю, - но я нахожусь в
твоем распоряжении с двух часов. Если хочешь, чтобы кто-то меня при тебе
трахнул, выкладывай еще пять сотен". Сказано - сделано. С кем? С его
шофером? "Нет, - говорит, - мой шофер такой же урод, как и я. Найди, -
говорит,
- кого-нибудь посмазливее". - "Где ж я тебе найду?" - "Не знаю", -
говорит. Звоню нескольким. Никого нет на месте. "Могу, - говорю, - кого-то
с улицы взять, если пять сотен отслюнишь". - "Отлично", - говорит. Выхожу
из машины и целый час хожу по Оксфорд-стрит, спрашиваю у ребят, кто хочет
меня и еще пять сотен в придачу. Всех все устраивает - все, кроме Мариуса.
А ведь ребята не робкого десятка. Среди них есть парочка таких, кому за две
сотни человека не то что трахнуть, а и замочить недолго. Один заглянул в
машину, увидел Мариуса - и ни в какую. Другой сам предложил мне пятьдесят
баксов, но сказал что при Мариусе трахаться хоть убей не станет. Тут
подходит еще один: хорош собой, одет с иголочки, загорелый - загляденье.
"Мне, - говорит,
- деньги нужны позарез, хочу на курорт съездить". Все вроде бы в ажуре
- и на тебе: голубой! "Я, - говорю, - не против, если ты не против".
Не успел он сесть в машину, как Мариус говорит: "Кто этот тип? Я его не
знаю. Надо будет его проверить". Звоним в разные места, проверяем, кто он и
что, а потом везем к врачу. А дело уже к вечеру близится. Едем обратно к
Мариусу, но по дороге ему вдруг приходит в голову, что мы в сговоре и хотим
его квартиру обчистить. Снимают с нас отпечатки пальцев, и последние сто
ярдов мы идем с завязанными глазами, чтобы не видеть дверных замков.
Внутри, через каждые три ярда, - огнетушители и ведра с песком. "Зачем тебе
огнетушители?" - интересуюсь. "От самовозгорания", - отвечает. Входим к
нему в спальню, мой подручный пытается мне вставить, но у него не стоит.
Хвастаться не хочу, но есть вещи, в которых я кое-что смыслю, и потом,
рот - он ведь и в Африке рот. Но ему и это не в кайф. Стараюсь изо всех
сил: и глажу, и тискаю, и кусаю - без толку. "Может, - голубой говорит, -
если б в комнате темно было, я мог бы вообразить, что ты... не такая
женственная". - "Но в темноте ж я вас не увижу", - пугается Мариус. Делать
нечего, тушим свет, и шофер достает очки с люминесцентными стеклами. У
голубого привстает, но затем опять опадает. "Может, - говорит, - если б ты
постриглась, вид у тебя был бы более... мужественный". Мариус звонит