"Ф.Скотт Фицджеральд. Крушение" - читать интересную книгу автора

равновесия. Как большинству выходцев со Среднего Запада, национальные
симпатии и антипатии были мне чужды; правда, меня всегда тайно влекло к
миловидным белокурым скандинавкам, каких я встречал в Сент-Поле: они
сидели на крылечке у своих домиков, по своему положению не допускаемые в
тогдашнее "Общество". Для легкого знакомства они были слишком хороши, но и
занять свое место под солнцем еще не могли: они ведь совсем недавно
приехали из деревни; и я помню, как огибал целые кварталы только затем,
чтобы полюбоваться на секунду мелькнувшей сверкающей головкой девушки,
которую мне не судьба было узнать. Я заговорил как столичный житель, а это
не в моде. А веду я к тому, что в последнее время я просто не мог выносить
ирландцев и англичан, политиков и безучастных к политике, виргинцев,
негров (и светлых, и совсем черных), и Знаменитых Охотников, и еще
продавцов в магазинах, и всех подряд комиссионеров, и всех писателей
(писателей я избегал особенно упорно, потому что они способны доставлять
нескончаемые неприятности, как никто другой), и представителей всех
общественных слоев за то, что они представляют какой-то слой, и - в
большинстве случаев - за то, что они просто к нему принадлежат.
Но мне нужна была какая-то опора, и я полюбил врачей и
девочек-подростков лет по тринадцати, а также хорошо воспитанных
подростков-мальчиков лет с восьми и старше. Лишь с этими немногочисленными
категориями человечества я находил покой и счастье. Забыл добавить, что
еще мне нравились старики - люди, которым за семьдесят, а иногда и
шестидесятилетние, если вид у них был достаточно умудренный. Мне нравилось
лицо Кэтрин Хэпберн на экране, что бы там ни говорили о ее кривлянье, а
также лицо Мэрион Хопкинс и лица старых друзей - при том условии, что мы
встречались не чаще чем раз в год и я помнил, какими они были прежде.
Голос не получившего свое сполна и озлобившегося, ведь так? Но
запомните, дети, это и есть безошибочный признак крушения.
Некрасивая вышла картина. Разумеется - а как было этого избежать? - я
вставил ее в раму, возил с места на место и показывал разным критикам.
Была среди них одна дама, о которой только и можно сказать, что всякая
жизнь по сравнению с ее жизнью казалась умиранием - даже в этот раз, когда
она не столько утешала меня, сколько корила. И хотя мой рассказ закончен,
да будет мне позволено в виде постскриптума привести наш разговор.
- Послушайте, - сказала она (в разговоре она часто пользуется словом
"послушайте" - дело в том, что, говоря, она мыслит, на самом деле мыслит).
Итак: - Послушайте, - сказала она, - ну что вы все проливаете над собой
слезы? Постарайтесь себя убедить, что с вами все в порядке, а обвал
произошел совсем в другом месте, в Большом каньоне к примеру.
- Нет, во мне, - ответил я, чувствуя себя героем.
- Послушайте! Весь мир - это то, что вы видите, то, что вы о нем
думаете. Можете сделать его очень большим или совсем маленьким, как
захотите. А вам вздумалось превращать себя в ничтожество. Да если бы я
пережила крушение, со мной вместе провалился бы весь свет! Послушайте! Мир
существует только потому, что вы его воспринимаете. Так почему не сказать,
что обвал - в Большом каньоне?
- Малышка уже прочитала всего-всего Спинозу?
- Понятия не имею о вашем Спинозе. Но я знаю... - И дальше она
принялась рассказывать о трудностях, с которыми сама столкнулась в
прошлом, и рассказывала так, что они выглядели куда трагичнее, чем мои, но