"Ф.Скотт Фицджеральд. Первое мая" - читать интересную книгу автора

непринужденней и избавляет от этих неуклюжих движений.
Второй faus pas [промах (фр.)] он совершил совсем невольно. Сегодня
днем она несколько часов провела у парикмахера. Одна мысль о том, что ее
прическе может грозить какая-то опасность, была чудовищна. Однако когда
Питер сделал свою злосчастную попытку ее обнять, он слегка коснулся локтем
ее волос. Это и был его второй faus pas. Но двух промахов более чем
достаточно.
Он начал что-то бормотать. После первых же его невнятных слов она
решила, что он просто-напросто мальчишка. Эдит уже исполнилось двадцать
два года, и предстоящий бал, первый большой бал после войны, навеял на нее
воспоминания - они всплывали одно за другим - о другом бале и другом
юноше, о юноше, к которому она испытывала всего лишь обычную
сентиментальную влюбленность девочки-подростка. Эдит Брейдин готова была
влюбиться в Гордона Стеррета - каким он ей вспомнился.
Итак, она вышла из дамской комнаты в "Дельмонико" и на секунду
остановилась в дверях, глядя поверх чьих-то обтянутых темным шелком плеч
на лестницу, где, подобно большим Корректным черным мотылькам, порхали
вверх и вниз студенты Йельского университета. Из зала за ее спиной тянуло
пряным ароматом - десятки надушенных молодых красавиц, так же как она,
пропутешествовали через него туда и обратно. Аромат дорогих духов и едва
уловимый, но удушливый запах пудры, проникая в вестибюль, смешивались с
острым запахом табачного дыма, и все эти чувственные запахи стлались над
лестницей и заползали в зал, где скоро должны были начаться танцы. Он был
так знаком Эдит - этот тревожный, волнующий и сладостный аромат - аромат
большого бала.
Эдит мысленно увидела себя со стороны. Ее обнаженные руки и плечи были
напудрены. Она знала, что они кажутся такими нежными, мелочно-белыми, а на
фоне черных фраков будут выглядеть еще ослепительней. Прическа удалась. Ее
густые рыжеватые волосы были завиты, уложены, потом слегка растрепаны и
взбиты так, что получилось настоящее чудо непокорных, дерзких кудрей. Алый
рот искусно подкрашен. Глаза светлые, нежно-голубые, как прозрачный,
хрупкий голубой фарфор. Она была совершенным, бесконечно изысканным
созданием. Все - от хитроумной прически до маленьких ног - было
гармонично, законченно и прекрасно.
Она собиралась с мыслями, готовясь принять участие в этом празднестве,
приближение которого уже возвещал смех, то звонкий, то приглушенный,
движение нарядных пар по лестнице. Она будет изъясняться на том языке,
которым овладела уже давно и в совершенстве: ходовые словечки,
студенческий жаргон, кое-какие выражения, почерпнутые из журналов и газет.
И все это ловко нанизано одно на другое и преподносится непринужденно и
легко, порой слегка задорно, порой чуть-чуть сентиментально. Она
улыбнулась краем губ, услыхав, как девушка, стоявшая неподалеку от нее на
лестнице, сказала:
- Ты не смыслишь в этом ни полкапельки, милочка!
И вместе с улыбкой растаяла ее досада. Эдит закрыла глаза и
удовлетворенно, глубоко вздохнула. Она уронила руки, и ее ладони ощутили
скользящее прикосновение шелка, который облегал ее, как перчатка. Никогда
еще не чувствовала она себя такой хрупком и нежной, никогда еще белизна ее
рук не радовала ее так.
"Как хорошо я пахну!" - простодушно подумала она, и тотчас родилась