"Ф.Скотт Фицджеральд. Первое мая" - читать интересную книгу автора

Внезапно глаза Гордона наполнились слезами.
- Эдит, - сказал он, повернувшись к ней и огромным усилием воли беря
себя в руки. - Я не могу вам сказать, как много это значит для меня -
сознавать, что есть еще на свете человек, которому я не безразличен.
Он потянулся к ней и тихонько коснулся ее руки, но она инстинктивно
отдернула руку.
- Я страшно благодарен вам, - продолжал он.
- Конечно, - медленно проговорила она, глядя ему прямо в глаза, -
всегда приятно встретить старого Друга... но я огорчена, что нашла вас в
таком состоянии, Гордон.
Наступило молчание, их взгляды встретились, и огонь, вспыхнувший было в
глазах Гордона, потух. Эдит поднялась и стояла, глядя на него сверху вниз,
лицо ее было бесстрастно.
- Пойдем танцевать? - холодно предложила она.
"Любовь - хрупкая вещь", - думала Эдит. Но, быть может, что-то
сохраняется? Слова, которые дрожали, на губах и остались непроизнесенными.
Новые любовные слова, впервые зародившаяся нежность... Они сохраняются,
эти сокровища, - для нового возлюбленного.



5

Питер Химмель, доставивший на бал прелестную Эдит, не привык получать
отпор, и, когда Эдит осадила его, он был оскорблен, пристыжен и сбит с
толку. Месяца два кряду Питер обменивался с этой девушкой срочными
письмами, а так как единственный смысл такой переписки заключался, по его
мнению, в том, чтобы поддерживать некие сентиментально-романтические,
отношения, то он уже не сомневался в успехе. И вот теперь он ломал себе
голову, пытаясь разгадать, почему Эдит ни с того ни с сего придала
значение такому пустяку, как поцелуй.
Когда молодой человек с усиками оттеснил его от Эдит, Питер вышел в
вестибюль и начал складывать в уме ядовито-уничтожающую фразу. Претерпев
многочисленные сокращения, она звучала примерно так:
"Ну, знаете ли, когда девушка сначала подзадоривает мужчину, а затем
щелкает его по носу, тогда она... ну, словом, пусть пеняет на себя, потому
что я сейчас пойду и напьюсь".
После этого он прошел через зал, где был накрыт ужин, в соседнюю
комнату, которую приметил еще раньше. Там на столе, в приятном окружении
бутылок, стояло несколько ваз с крюшоном, и он подсел к столу.
После двух больших стаканов виски с содовой скука, раздражение,
однообразие уныло бегущих часов и минут и непонятная запутанность событий
- все отступило куда-то на задний план и окуталось мерцающей, золотистой
паутиной. Все явления упорядочились и умиротворенно стали на свое место.
Все дневные тревоги выстроились в шеренгу, сделали по его команде "налево
кругом марш" и исчезли. И когда растаяли тревоги, все приобрело какой-то
отвлеченный, символический смысл. Эдит была уже не Эдит, а некая пустая,
ветреная девчонка, над которой можно посмеяться, но никак не жалеть о ней.
Она стала персонажем, созданным его воображением, который точно, как в
раму, входил в этот новый, возникающий вокруг него, упростившийся мир. Да