"Ф.Скотт Фицджеральд. Ранний успех" - читать интересную книгу автора

поймать ее, требовалось сплести огромную сеть, придумать ее из головы, а в
голове у меня было пусто, только позвякивали медные монеты, извечная
шарманка бедняков. И вот, когда девушка дала мне отставку, я поехал домой
и дописал свой роман. Тут все разом переменилось; и сейчас я пишу, чтобы
вспомнить, как ветер успеха впервые подул в мои паруса и принес с собой
чарующую дымку. Замечательное это было время, и недолгое - дымка
рассеивается через несколько недель, ну, может быть, через несколько
месяцев, и тогда видишь, что все лучшее уже позади.
Началось это осенью 1919 года, когда я выжал себя до последней капли и
от летнего сидения за письменным столом отупел настолько, что нанялся в
мастерские компании "Норзерн пасифик" ремонтировать крыши вагонов. И вот
однажды пришел почтальон, и я сбежал с работы и носился по улицам,
останавливая автомобили друзей и знакомых, чтобы поскорее сообщить им
поразительную новость - мой роман "По эту сторону рая" принят к изданию.
Почтальон в ту неделю зачастил ко мне, а я разделался с мелкими долгами,
купил себе новый костюм и каждое утро просыпался с ощущением, что мир
несказанно прекрасен и сулит ошеломляющие перспективы.
Пока дожидался выхода книги, из любителя я стал превращаться в
профессионала, а это значит, что вся жизнь человека отныне подчинена
работе, и, как только закончена одна вещь, автоматически начинаешь писать
следующую. Раньше я был просто любителем; в октябре, бродя со своей
девушкой среди надгробий на кладбище южного городка, я ощущал себя
профессионалом и, умиляясь на ее переживания и слова, не забывал, однако,
все заметить, чтобы вставить потом в рассказ, который был у меня в работе,
- он назывался "Ледяной дворец" и был напечатан чуть позже. А в Сент-Поле,
где я проводил рождество, я однажды пожертвовал двумя приглашениями на
вечеринки с танцами, остался дома и писал рассказ. В тот вечер друзья три
раза звонили мне и сообщали, до чего было весело: один местный кутила и
выдумщик нарядился верблюдом и вместе с шофером такси, изображавшим заднюю
половину верблюда, по ошибке явился в дом, куда его не приглашали. В
отчаянии от того, что упустил такое зрелище, я весь следующий день пытался
слепить отрывки рассказа в единое целое.
"Господи, до чего же смешно получилось!"
"Где раздобыл шофера такси? Понятия не имею".
"Надо еще знать этого типа, а то и не поймешь, до чего было смешно".
Я вышел из терпения и сказал:
- От вас толку не добьешься. Вот напишу об этом, будет в десять раз
смешнее.
И написал - за двадцать два часа непрерывной работы. Причем написал
"смешно" - мне ведь уши прожужжали, до чего все вышло смешно. "Спину
верблюда" напечатали и до сих пор иногда включают в сборники
юмористических рассказов.
К весне я опять успел вымотаться; пришлось дать себе небольшую
передышку, и за это время у меня начало складываться новое представление о
жизни в Америке. Недоумения 1919 года рассеялись, вряд ли кто сомневался
теперь насчет того, что произойдет; Америка затевала самый грандиозный,
самый шумный карнавал за всю свою историю, и об этом можно будет писать и
писать. В воздухе уже вовсю пахло золотым бумом с его роскошествами,
бескрайним разгулом, безнадежными попытками старой Америки спастись с
помощью сухого закона. Все сюжеты, которые мне приходили в голову, были