"Гюстав Флобер. Бувар и Пекюше" - читать интересную книгу автора

"мечтательно-романтический": он требует иммортелей, руин, гробниц и
ex-voto1 богоматери на том месте, где пал от руки убийцы какой-нибудь
знатный сеньор. Для создания "жестокого" типа прибегают к нависшим скалам,
расщеплённым деревьям, обгорелым хижинам; "экзотический" тип достигается
путём насаждения перуанских смоковниц, "дабы навеять воспоминания на
переселенца и путешественника". "Торжественный" тип не обходится, подобно
Эрменонвилю, без храма философии. Обелиски и триумфальные арки -
непременная принадлежность типа "величественного"; мох и гроты - типа
"таинственного"; озеро - "мечтательного". Был даже "фантастический" тип,
лучшим образцом которого служил некогда вюртембергский парк; вы встречали
там в последовательном порядке кабана, отшельника, несколько склепов и,
наконец, садились в лодку; она отплывала сама, без посторонней помощи, и
доставляла вас в беседку-будуар, где струи воды обдавали всякого, кто
опускался на диван.
От таких чудес у Бувара и Пекюше голова пошла кругом. Им показалось,
что фантастический тип приличествует только людям знатным. Храм философии -
сооружение чересчур громоздкое. Изображение мадонны теряет всякий смысл
из-за отсутствия убийц, а перуанские растения, на беду для переселенцев и
путешественников, слишком дороги. Зато скалы вполне доступны, равно как и
расщеплённые деревья, иммортели, мох. И вот, с огромным воодушевлением, при
помощи одного-единственного работника и за ничтожную сумму друзья создали в
своей резиденции садовую архитектуру, не имевшую себе равной во всём
департаменте.
Буковая аллея вела в рощу, прорезанную сетью дорожек, запутанных, как
лабиринт. Было задумано соорудить посреди шпалерника небольшую арку, чтобы
любоваться открывавшимся с этого места видом. Но так как арке не на чем
было держаться, получился широкий проём с живописными руинами.
Друзья пожертвовали грядками спаржи, чтобы воздвигнуть этрусскую
гробницу, иными словами, чёрный гипсовый четырёхгранник шести футов
высотой, похожий на собачью конуру. Четыре канадских ели стояли, как
часовые, по бокам этого монумента, который предполагалось увенчать урною и
украсить надгробной надписью.
В другой части сада имелся мост наподобие Риальтского; он соединял
края бассейна, пестревшие вмазанными в них раковинами. Вода, правда,
уходила в почву - не беда! Со временем на дне бассейна образуется слой
глины, который будет её удерживать.
С помощью цветных стёкол садовая будка была превращена в деревенскую
хижину. А на пригорке появилось сооружение из шести обтёсанных брёвен под
жестяной крышей с загнутыми кверху углами, изображавшее китайскую пагоду.
Бувар и Пекюше нашли на берегу Орны гранитные валуны, раздробили их,
перенумеровали, сами привезли на тележке домой, нагромоздили друг на друга,
скрепили цементом, и вот посреди лужайки вырос утёс, похожий на гигантскую
картофелину.
И всё же для полноты картины чего-то недоставало. Они срубили самую
крупную липу (к тому же почти засохшую) и положили её посреди сада; можно
было подумать, что дерево вынес на берег бурный поток или повалила гроза.
Когда работа была закончена, Бувар, стоявший на крыльце, крикнул
Пекюше:
- Пойди сюда! Здесь лучше видно!
- ...Видно...- повторил кто-то.