"Наум Давидович Фогель. Капитан флагмана " - читать интересную книгу автора

шли домой через парк. Хулиганы... Драка... Безнадежно испорчен единственный
костюм. Впрочем, дьявол с ним, с костюмом...
Утром Таранец пришел на завод не выспавшись, с головной болью. Прогудел
гудок. Григорий тут же вставил электрод и зажег дугу. Но уже с первых минут
понял, что сегодня шов получается не из тех, которыми хвастаются
сварщики-мастаки, или, как их здесь называют, корифеи. Здравый смысл
подсказывал, что надо бросить эту работу, сказать бригадиру, что сегодня из
него, Григория Таранца, сварщик как из верблюжьего хвоста курдюк. Но он
упрямо продолжал варить, надеясь, что в руке все же появится твердость.
- Давай на прихватку переходи, - услышал он позади себя недовольный,
даже злой голос бригадира.
Григорий погасил дугу. Подавали крупную секцию палубной надстройки. На
кране работала девушка, с которой Таранец познакомился, когда еще только
пришел на завод впервые. Этот первый день врезался в память на всю жизнь.
...В отделе кадров рыхлый и, казалось, плохо выспавшийся и потому
хмурый человек мельком взглянул на записку со штампом редакции областной
газеты, подписал бумагу и, не подымая головы, буркнул:
- Третий цех.
"Почему в третий? Почему не в пятый, двадцать седьмой или пятьдесят
девятый?" Гриша уже знал, что на заводе шестьдесят пять цехов. И вот его, по
воле этого плохо выбритого, пасмурного субъекта, определяют в третий. Цифра
ничего не говорила Григорию, как и фамилия человека, к которому он должен
обратиться в этом цехе. И кем он будет работать, Гриша тоже не знал. В
бумажке стояло - разнорабочий. И в скобках - ученик-такелажник. Спросил у
молодого парня, стоящего неподалеку от ворот. Тот охотно пояснил:
- Разнорабочий - это вроде моряка на суше. Кепка козырьком назад.
Вместо тельняшки - брезентовая роба. А насчет работы, то здесь как в океане:
нынче тут, завтра там. Отнеси, принеси, подай, прими. Здесь, парень, самое
главное, чтоб никакой тебе квалификации. Когда-то их чернорабочими называли.
А только ты не грусти: многие тут с этого начинали, а теперь - начальники
цехов. Считай, на первую ступеньку поднимаешься.
- Даже самая высокая лестница начинается с первой ступеньки, - сказал
Таранец, которому развязный парень пришелся по душе.
Он шагнул в проходную, вежливо поздоровался с вахтером и спросил, как
пройти в третий цех. Охранник посмотрел бумажку и махнул рукой куда-то не
совсем определенно. Григорий зашагал в этом направлении. Решил - по дороге
уточнит. Остановил молодого рабочего в брезентовой одежде и в каких-то
диковинных башмаках с тускло поблескивающими металлическими носками.
- Сначала вот этот цех обойдешь, потом следующий, с другой стороны. И
выйдешь прямо к третьему. Стапель это.
Григорию это слово всегда нравилось. "Стапель"... Было в нем рядом с
уважительностью еще и что-то от детского лепета. Такое слово должно хорошо
укладываться в строку. Стапель - капель. Много прозрачных и звонких
капель...
Хорошо бы - капель... Что-то весеннее... Но только тогда выходит не
стапель, а стапель... Нет такого слова - стапель... Сотни тысяч... капель
падают на стапель. Почему сотни тысяч?.. Почему не миллион или, скажем, два
миллиона... Чепуха какая-то... Чепуха, а звучит.
Он обогнул угол громадного, сложенного из белого силикатного кирпича
здания с гигантскими - в три этажа - оконными проемами, в котором гудело и