"Уильям Фолкнер. Медведь" - читать интересную книгу автора

его Маккаслин в первый раз привез его в лагерь, в лесную глушь, чтобы он в
свой черед выслужил у леса сан и звание охотника, если достанет на то
смирения и стойкости. Он еще в глаза не видел, а уже принял, как принимают
наследство, огромного старого медведя с искалеченной капканом ступней и с
собственным личным, как у человека, именем, славным на десятки миль
вокруг; длинна была повесть о взломанных и очищенных закромах, об
утащенных в лес и пожранных поросятах, свиньях, телятах, о раскиданных
западнях и ловушках, об изувеченных насмерть собаках, о дробовых зарядах и
даже пулях, всаженных чуть ли не в упор и возымевших действие не более,
чем горошинки, пущенные из трубочки малышом; и, пролагая эту трассу
разрушенья и разора, берущую начало задолго до рождения мальчика, несся
напролом - вернее, с безжалостной неотвратимостью локомотива надвигался -
косматый исполин. Он давно ему мерещился. Еще ни разу не был мальчик в той
не тронутой топором глухомани, где оставляла двупалый след медвежья лапа,
а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный,
багряноглазый, не злобный - просто непомерный: слишком, велик был он для
собак, которыми его пытались травить, для лошадей, на которых его
догоняли, для охотников и посылаемых ими пуль, слишком велик для самой
местности, его в себе заключавшей. Мальчику словно виделось уже то, что ни
чувством, ни разумом он еще не мог постигнуть: обреченная гибели глушь - с
краешков обгрызают ее, непрестанно обкрамсывают плугами и топорами люди,
страшащиеся ее потому, что она глушь, дичь, - людишки бесчисленные и
безымянные даже друг для друга в лесном краю, где заслужил себе имя старый
медведь, не простым смертным зверем рыщущий по лесу, а неодолимым,
неукротимым анахронизмом из былых и мертвых времен, символом, сгустком,
апофеозом старой дикой жизни, вокруг которой кишат, в бешеном отвращенье и
страхе машут топориками люди - пигмеи у подошв дремлющего слона;
неукротимым и как перст одиноким виделся старый медведь, вдовцом бездетным
и неподвластным смерти, старцем Приамом, потерявшим царицу и пережившим
всех своих сыновей.
Когда мал еще был для охоты мальчик и ждать оставалось три года, потом
два, потом год, каждый ноябрь провожал он, бывало, взглядом фургон,
увозивший в Большую Низину, в большой лес собак, одеяла, припасы, ружья,
увозивший брата его Маккаслина, и Теннина Джима [Теннин Джим - бывший раб,
сын негритянки Тенни; к имени раба часто прибавляли "Теннин" и т.п. вместо
фамилии], и Сэма Фазерса тоже, пока Сэм не переселился в лагерь навсегда.
Ему казалось, что они едут не добывать оленей и медведей, не на охоту, а
на ежегодное свидание со старым медведем, убить которого и не
рассчитывают. Двумя неделями позже они возвращались без трофея, без шкуры.
Он и не ожидал трофея. Не опасался, что на сей раз в фургоне среди прочих
голов и шкур окажется и эта. Не говорил себе даже, что, вот пройдут три
года, два, год, и он тоже поедет и, может, именно его ружье будет метче
других. Он сознавал, что, только пройдя лесной искус и доказав, что
достоин стать охотником, будет он допущен до беспалого следа, и даже тогда
в течение двух ноябрьских недель он - подобно брату, майору де Спейну,
генералу Компсону, Уолтеру Юэллу, Буну, подобно собакам, не смеющим взять
медведя, подобно дробовикам и винтовкам, бессильным даже кровь ему
пустить, - будет всего лишь рядовым участником ежегодного ритуального
празднества в честь бессмертного и яростного старого медведя.
Наконец день его настал. Из шарабана, где сидели они с майором де