"Уильям Фолкнер. Медведь" - читать интересную книгу автора

- Ты знал, что гон пройдет не здесь.
- Да, - ответил Сэм. - Я учу тебя, что делать, если стрелять не
удалось. Зверь прошел, курки не спущены, и тут-то гибнут люди и собаки.
- Все равно это был не он, - сказал мальчик. - И не другой медведь
даже. Всего лишь олень.
- Да, - сказал Сэм, - всего лишь олень.
В одно из утр второй недели он снова услышал гон. Сразу, без
напоминания, он изготовил свое чересчур длинное и тяжелое, на взрослого
рассчитанное ружье, хотя гон проходил еще дальше, чем в тот раз. Собачий
лай едва доносился, и звучал он совсем особенно. Взведи курки, встань, где
обзор получше, и замри - так учил Сэм, а тут вдруг сам двинулся с места,
подошел.
- Ну-ка, прислушайся, - сказал Сэм.
Мальчик вслушался: то был не звонкий, сильный гончий хор на горячем
следу, а суматошное взлаиванье, октавой выше обычного, и было в нем что-то
горшее, чем нерешимость или даже приниженность, что-то непонятное ему
покамест; лай удалялся небыстро, вяло, и долго еще замирала в воздухе
тонкая, почти по-человечески рыдающая нотка, униженная, горестная, и не
было ощущения погони, не чудилось стремительного дымчатого тела впереди.
Сбоку часто и мерно дышал Сэм. Мальчик увидел, как изогнуто расширяются на
вдохе ноздри старика.
- Это Старый Бен! - шепотом вскрикнул мальчик.
Сэм не двигался, лишь медленно поворачивал голову за выходящим из слуха
гоном, и ноздри его слабо трепетали.
- Вон как! - сказал Сэм. - Даже не убегает. Просто уходит.
- Но зачем он приходил?! - воскликнул мальчик. - Что ему здесь надо?
- Он каждый год заявляется, - сказал Сэм. - Раз, не больше. Эш с Буном
думают, он приходит, чтоб шугнуть медвежью мелкоту. Убирайтесь, мол,
отсюда к бесу, охотники уйдут - тогда вернетесь. Может, оно и так.
Уже мальчик ничего не слышал, а Сэмово лицо все отворачивалось от него
медленно и постепенно вслед звуку. Но вот оно снова повернулось к нему -
родное, важное, непроницаемое, когда без улыбки, и те же старые глаза, но
горят теперь темным, грозным, гордым огнем, постепенно погасающим.
- Только ему до прочих дела нет: ни до людей, ни до собак, ни до
медведей. Он пришел взглянуть, кто нынче в лагере, умеют ли стрелять
новички, надолго ли их хватит. И нашлась ли уже собака, чтоб его не
испугалась и держала, пока не подоспеет стрелок. Он здесь главный. Вождь.
Огонь погас, глаза стали обычными, всегдашними.
- Он дотерпит их до реки. А оттуда отправит домой. Пойдем и мы,
посмотришь, с каким видом вернутся собаки.
Собаки уже вернулись в лагерь и прятались между сваями кухонного
флигелька, сгрудились там вдесятером; присев на корточки рядом с Сэмом,
мальчик заглянул в темноту, где мерцали и немо вращались собачьи зрачки, и
опять уловил смутный еще для него дух, присутствие чего-то более крупного
и сильного, чем собака, запах не просто звериный, потому что впереди
давешнего постыдного, страдальческого тявканья не чувствовалось зверя, а
одна лишь дремучая чаща. Одиннадцатая собака, гончая сука, вернулась ближе
к вечеру, мальчик с Тенниным Джимом держали ее, покорную, все еще
дрожащую, Сэм смазывал ей скипидаром и дегтем порванное ухо и ободранную
спину, но и тут мальчику казалось, что не живое существо, а сам лес