"Уильям Фолкнер. О Шервуде Андерсоне " - читать интересную книгу автора

не смог бы даже понять этого, а если бы я и попытался ему на это указать,
он, уж конечно, решительно все бы отверг. И не потому, что, возможно, это
было неправдой, и не потому, что - в любом случае, будь это правдой или
ложью,- он бы мне не поверил. Было это правдой или нет, поверил бы он мне
или нет - не имело ровно никакого значения. Он бы все отрицал из-за той
величайшей трагедии, которая составляла суть его характера. Он всегда
подозревал людей в том, что они смеются, издеваются над ним. Он считал, что
люди, которые даже сравниться не могли с ним по своему положению, уму или
достоинствам,- даже и эти люди способны поставить его в смешное положение.
Именно поэтому ему все давалось тяжелым, мучительным и неустанным
трудом. Он работал так, как будто раз и навсегда сам себе приказал: "На этот
раз должно, обязано получиться безупречно". Он писал не из-за той
всепоглощающей, неусыпной, неутолимой жажды славы, ради которой любой
художник готов пожертвовать собственной матерью, а ради того, что было для
него более существенным и безотлагательным,- не просто ради правды, а ради
чистоты, безупречной чистоты. Ему не были свойственны ни мощь и
стремительный натиск Мелвилла, который приходился ему дедом, ни страстное
влечение к жизни Твена - его отца, ему чужды тяжеловесность и пренебрежение
нюансами старшего брата - Драйзера. Он ощупью искал пути к совершенству,
искал точные слова и безукоризненные фразы, не выходя из рамок своего
словаря, полностью подчиняя его простоте, которая была уже на грани фетиша,
ради того чтобы выжать из этой простоты все, проникнуть в самую суть вещей.
Он так преданно работал над стилем, что в результате получал один лишь
стиль, то есть средство превращалось в цель. Вскоре он сам начал верить,
что, если ему удастся сохранить этот чистый, безупречный, безукоризненный
стиль, все остальное, стоящее за этим стилем, да и сам он будут на высоте.
На том этапе своей жизни он должен был в это верить. Его мать была
служанкой, отец поденщиком. Социальная среда внушала ему, что материальная
независимость - смысл жизни. И все-таки, став старше, он отказался от
подобного убеждения, хотя и пришел к этому значительно позже, чем
большинство людей, которые решают посвятить себя искусству и писательскому
труду. Впрочем, придя к такому решению, он вдруг понял, что является автором
одной-двух книг. И вот тогда он убедил себя, что если ему удастся сохранить
чистоту стиля, то, что стоит за этим стилем, тоже станет безукоризненным,
совершенным. Поэтому он вынужден был защищать свой стиль. Поэтому он был так
зол и обижен на Хемингуэя за его "Вешние воды" {1}и в меньшей степени на
меня, потому что моя вина состояла в частном издании небольшой книги, о
которой за пределами Нового Орлеана не знали и не слышали, зол из-за книги
карикатур Спрэтлинга, которую мы назвали "Шервуд Андерсон и другие
знаменитые креолы" и к которой я написал небольшое предисловие в упрощенном
стиле самого Андерсона {2}. Ни Хемингуэй, ни я никогда бы не могли задеть
или высмеять его творчество. Мы просто постарались сделать так, чтобы стиль
его стал выглядеть нелепым и смешным; а в то время, уже после выхода
"Темного смеха", когда он уже дошел до предела и ему фактически следовало бы
бросить писать, ему не оставалось ничего другого, как защищать свой стиль,
любой ценой, потому что в то время и он тоже должен был уже признать, хотя
бы в душе, что больше ему ничего не остается делать.
Безупречная чистота или чистая безупречность, и то и другое одинаково
верно. Он был сентиментальным в отношениях с людьми и очень часто ошибался в
них. Он верил в людей, но как будто только в теории. Он ожидал от них