"Сюзанна Форстер. Непорочность " - читать интересную книгу автора

успела отдать его сыну незадолго до смерти. Уэбб взял крестик в руку,
внимательно разглядывая острые края и вновь отмечая какую-то жестокую его
красоту. Что за капризы больного воображения заставляют людей причинять
страдание тем, кого они любят? Почему они стремятся расправиться с
непорочностью, вместо того чтобы защитить ее? Он не понимал, хоть убейте. Но
и сам был таким. Жажда разрушения рвалась из него наружу. Рядом с
Кальдероном непорочности грозила опасность. Но именно непорочность
притягивала его -притягивала неодолимо, возможно, потому, что собственной
лишился в самом начале жизни при слишком трагических обстоятельствах.
Шелк рубашки обжег кожу, как лед, когда он убирал крестик в шкатулку.
Однако боли он не почувствовал.
Боль существовала лишь в памяти. Но самым ярким воспоминанием было
утро, когда портрет кисти Годара прибыл в галерею на Беверли-Хиллз.
Кальдерон часто задумывался о человеке, который вызвал в девушке на картине
такую истому, пробудил такое желание. Он почувствовал, как задергался нерв у
него на лице, когда он на мгновение забыл о своей бесстрастности и
представил прикосновение ее трепетных губ, сладкий вкус непорочности. Ничего
более похожего на чувства он уже давно не испытывал.
Оригинал портрета был выставлен в галерее за пуленепробиваемым стеклом,
но он заказал репродукции для двух офисов, где чаще всего бывал, -
парижского и миланского. Сразу же неизбежно поползли слухи, что он
неравнодушен к портрету. Так оно и было. А еще он был неравнодушен к холоду.
И к темноте. Мало что в этом мире могло расшевелить его, давало возможность
испытать хоть какие-то ощущения. И если уж он встречал такое, то не выпускал
из рук.
Кальдерон услышал, как негромко заурчал принтер. Вернувшись к столу, он
отыскал устройство для дистанционного управления компьютером и включил свет
в помещении. При желании он мог, не выходя из офиса, следить и за охраной
галереи. Все делалось через компьютер. Управлять делами, используя новейшие
технологии, стало намного проще и не так рискованно, но именно поэтому -
гораздо скучнее. Он любил рисковать, любил тщательно обдумывать свои ходы,
но не любил ошибаться. По счастью, это случалось редко.
Из лазерного принтера медленно выползла цветная копия фотографии
девушки. Усевшись на стул рядом, он взглядом проследил, как распечатка упала
на поддон. Первое, что он заметил, - глаза у девушки были зеленые. Ничего
особенного, если не считать контраста с почти прозрачной кожей. Зеленые
глаза, обрамленные туманным кружевом длинных ресниц, придавали ей какой-то
неземной вид, производя неизгладимое впечатление и заставляя отвести взгляд.
Не сказать, что он испытал желание заглянуть в эти глаза, но ему
понравилось чувство, которое вызвала в нем девушка. Казалось, ему делают
массаж изнутри. За дар нечувствительности пришлось заплатить дорогую цену -
он не ощущал не только плохое, но и хорошее. Он не был способен испытать
ощущения, которые она могла бы пробудить в нем.
Кальдерон пришел к выводу, что она не красавица. Отнюдь не красавица.
Она обладала вневременной внешностью. Подобно Мадонне Рафаэля. Ее лицо не
было лицом проститутки, но ведь и о Марии Магдалине тоже этого не скажешь, и
тем не менее, прежде чем стать избранной, она занималась древнейшей
профессией.
Он взял снимок в руки, жалея, что уже поздно и нельзя рассмотреть его
при дневном свете. Галерея, демонстрационный зал и хранилище занимали три