"Дик Фрэнсис. Игра по правилам" - читать интересную книгу автора

вместе с матерью.
Брэд без особого труда отыскал больницу святой Екатерины. Помогая мне
выбраться из машины и протягивая костыли, он сказал, что поставит машину на
стоянку и подождет в приемной, так что я могу не торопиться. За день до
этого он точно так же просидел из-за меня в течение нескольких часов, не
выразив ни раздражения, ни сочувствия, в тихом и угрюмом ожидании.
В реанимации дежурили проворные медсестры, которые, взглянув на мои
костыли, сказали, что я пришел не в то отделение, но когда они поняли, кто
я такой, то с сочувствием на лицах снабдили меня халатом и маской и
проводили к Гревилу.
Я ошибался, представляя себе палату реанимации полной света и
металлического стука инструментов, она оказалась совсем не такой, по
крайней мере, та комната, куда я вошел. В тускло освещенной палате царил
покой, а звуки, которые мне удалось различить, были едва уловимы.
Гревил лежал на высокой кровати, среди переплетения многочисленных
проводов и трубочек. На нем ничего не было, если не считать накинутой на
бедра узкой простынки, его голова была наполовину обрита. На животе и на
бедре, словно следы от гусениц, виднелись свеженаложенные швы, по всему
телу темнели пятна синяков.
За кроватью тянулся ряд пустых экранов, поскольку информация с
электродов поступала на аппаратуру, находившуюся в комнате напротив. Мне
сказали, что ему не нужна постоянная сиделка, однако они непрерывно ведут
наблюдение за его состоянием.
Он лежал без сознания, с бледным и спокойным лицом, слегка повернутым
в сторону двери, словно в ожидании посетителей. С целью понижения
внутричерепного давления ему сделали трепанацию черепа, и на рану была
наложена пухлая мягкая повязка, напоминавшая скорее подушку, которая
поддерживала его голову.
Гревилу Саксони Фрэнклину, моему брату, который на девятнадцать лет
старше меня, не суждено больше жить. Надо было смотреть правде в глаза и
как-то с этим смириться.
- Привет, дружище, - сказал я. Это приветствие было в его стиле, но
сейчас на него не последовало никакой реакции. Я дотронулся до его руки,
она была теплой и мягкой, с чистыми и ухоженными, как всегда, ногтями. Я
чувствовал его пульс, жизнь еще теплилась в нем, сердце билось благодаря
электростимуляторам. Через торчавшую у него в горле трубку механически
входил и выходил из легких воздух. Импульсы его мозга угасали. "Где сейчас
его душа? - подумалось мне. - Где его ум, упорство, энергия? Понимает ли
он, что умирает?"
Я не хотел просто так оставлять его. Никто не должен умирать в
одиночестве. Я вышел из палаты и сказал об этом.
Какой-то врач в зеленом комбинезоне ответил, что после полного
прекращения мозговой деятельности они выключат аппаратуру только с моего
согласия. Мне предложили остаться у постели брата до самого критического
момента.
- Но смерть, - мрачно сказал доктор, - наступит незаметно, без
какого-либо кризиса. - Немного помолчав, он добавил:
- Прямо по коридору есть комната для посетителей, там можно выпить
кофе и перекусить.
"Ложный пафос и трагедия, - подумал я, - это его повседневная жизнь".