"Дик Фрэнсис. Дикие лошади" - читать интересную книгу автора

ничем не примечательными, и все же у него имелась бесценная способность -
передавать душевные движения и выражать чувства одними только глазами.
Легким усилием глазных мышц он словно рассылал длиннейшие послания в крупных
планах, а улыбка, которую он демонстрировал, чуть прикрывая веки, принесла
ему славу "самого сексуального мужчины кинематографа", хотя, на мой взгляд,
эта улыбка была только началом его талантов.
Меня никогда прежде не назначали режиссером фильма, где снимались такие
актеры, и он знал это и делал на это скидку: он говорил мне, почти как
О'Хара, что я должен владеть ситуацией и использовать данную мне власть.
Кинозвезда, Нэш Рурк, сам просил меня об этой ночной встрече.
- Все, чего я хочу, Томас, это немного тишины. И я хочу прочувствовать
обстановку комнаты Жокейского клуба, которую вы построили в доме тренера.
Мы прошли к заднему входу в дом, ночной сторож впустил нас и отметил
наш приход.
- Все спокойно, мистер Лайон, - отрапортовал он.
- Хорошо.
В пристройке к дому художник-постановщик, с одобрения и подачи моей и
О'Хары, соорудил имитацию гостиной размером с настоящую комнату, а также
воссоздал выходящий окнами на конный двор кабинет тренера в таком виде,
каким он некогда был.
Наверху, убрав стену-другую и используя как старые фотографии, так и
реальную обстановку, мы воспроизвели импозантную комнату, оригинал которой
все еще можно было увидеть в главном здании Жокейского клуба на Хай-стрит, -
комнату, где когда-то велись расследования и на карту ставились репутация и
средства к существованию.
Настоящие официальные расследования уже сорок лет или более того
проводились в главном офисе индустрии скачек в Лондоне, но в книге Говарда
Тайлера и в нашем фильме инсценировка судебного заседания - неофициальное,
крайне драматичное и изобличающее следствие - происходила в прежней
непривлекательной обстановке.
Я зажег несколько уже подключенных ламп, бросавших тусклый отблеск на
полированный паркетный пол, картины Стаббса и Герринга на стенах и
роскошные, обитые кожей кресла, расставленные вокруг огромного
подковообразного стола.
Сконструированная комната была намного больше, чем настоящая, чтобы в
ней можно было поставить камеры. К тому же казавшиеся капитальными стены
вместе с карнизами и картинами могли быть легко раздвинуты в стороны. Лампы
подсветки на потолочных подвесках, сейчас темные, ждали в паутине проводов,
выключателей и кабелей, пока придет утро и принесет им жизнь.
Нэш Рурк проследовал к одной стороне стола, отодвинул зеленое кожаное
кресло и сел в него, я присоединился к нему. Он принес с собой несколько
страниц заново переписанного сценария, которые сейчас и бросил на
полированную столешницу, сказав:
- Сцена, которую мы делаем завтра, ключевая, верно?
- Одна из сцен, - кивнул я.
- Человек обвиняется, он расстроен, сердит, потому что ни в чем не
виноват.
- Да.
- Ага. А наш друг Говард Тайлер крутит мне мозги.
Акцент Нэша Рурка, акцент образованного американца, с намеком на