"Макс Фрай. Русские инородные сказки - 4" - читать интересную книгу автора

была вся в каплях дождя, одна капля меньше другой, и в каждой, и так
дрожащей, еще и отражалось дрожание зубчатой листвы штерновских облезлых
березок.
Стояли на крыльце. Покупатели, видимо, сбивали цену. Штерн горячился,
мотал головой, потом вдруг стал бить кулаком в стену и кричать:
- Это мой дом! Его построил мой отец! Я знаю, сколько стоит мой дом, и
отдаю за бесценок!
У меня защемило сердце.
Вечером прошел слух, что Штерн дачу продал. Я затосковала. Мне
казалось, что Штерн - последнее, что есть в моей несчастной судьбе, что без
того, чтобы просто видеть его иногда, я превращусь в гусеницу, в бесполое
существо, не способное ни на какую деятельность. Жизнью своей я ничего не
могу дать доктору Штерну (зовут его - Александр), а вот смертью... Я решила
завещать свою дачу Александру, признаться ему в любви и умереть. Может быть,
хотя бы одно из моих действий сделает его счастливым. Оставалось только
убедиться, что я действительно не боюсь больше смерти...
Я долго рассматривала изображения чешуекрылых в атласе. Раньше мои руки
сами захлопнули бы книгу. Впрочем, это совсем не то. Я пошла на чердак и
отыскала старую коробочку из-под папирос "Герцеговина Флор". Там, в
пожелтевшей вате.... Когда-то их поймал мой отец - капустница, лимонница,
крапивница, мертвая голова.... Такие маленькие, с крыльями, напоминающими
изнанку ковра, сухие, с отломившимися лапками - и неизъяснимо мерзкие.
Гусеница - земное существо, но бабочка - потустороннее, смерть гусеницы,
продукт ее самодельного гроба-кокона, нечто, живущее только для размножения,
как бы воплощенная разукрашенная похоть, летучий половой орган, цветочная
сводня... Я дотронулась мизинцем до мертвого крыла. Что-то забилось во мне,
нервы словно приобрели волю... Я сдержала их и взялась за крылышки большим и
указательным - слой мертвой кожи, словно содранной с чудовища, как бы врос
между слоями моего живого эпидермиса. Впервые в жизни я держала в руке
бабочку - мертвую бабочку. Я подносила ее к лицу, она расплывалась в моих
глазах как разложившийся труп. Я сжала кулак, раздался хруст - и мелкие
осколки прилипли к вспотевшей ладони. Цветные обрывки, подобные лопнувшей от
слишком горячей воды переводной картинке.
Я была довольна экспериментом, но не совсем. Экая смелость не бояться
мертвеца! А мне надо было найти живого мертвеца.
Я нашла на следующее утро, в Москве, в нотариальной конторе. Там
включили обогреватель, и бурая бабочка-бражник выползла из-за батареи. Она
билась в окно. Рокот и отчаянные удары крыльев вызвали у меня дрожь.
Насекомое ударялось плашмя, как мертвое тело, но не соскальзывало, как
соскользнул бы листок - какая-то сила заставляла его вновь и вновь двигаться
и биться, биться, не заботясь о сохранении своей жизни так, словно сохранять
и нечего, биться с упорством и равнодушием живого механизма, зомби. Я отошла
к другому окну. Мягкий осенний свет озарял подоконник, во дворе желтые
листья сияли после дождя. На расстоянии бабочка казалась мне черной и
горящей. Я вернулась и взяла ее за крыло. Я держала в пальцах трепет. Ветер
дрожащего крыла охладил мой ноготь, мохнатые цепкие лапки обхватили верхнюю
фалангу. Бабочка с продавленным и уже плохо сидящим крылом довершала мой
палец. Она доверчиво покачивалась на нем. Я увидела, что бабочка красива.
Я сломала ее другой рукой. Легкий треск, слизь, смытая с ладони в
уборной. Теперь я была готова к аду: миллиарды бабочек, порхающих надо мной,