"Борис Фрезинский. Илья Эренбург и Николай Бухарин " - читать интересную книгу автора

свое: тем ведь уйма: 1) Фашизм и женщина. 2) Шелковые чулки и война (о
производстве искусственного шелка и "порохов"). 3) О фокстротной "культуре".
4) Религия в Третьей Империи. 5) (Idem66) Валгалла и авиация. 6) Что
делается в колониальном мире (Что, если опросить парижских джаз-негров из
Америки или Африки и узнать их curriculum vitae67, не делая из них
непременно Айш68?) и т. д.
Вы сами лучше всех других придумаете что-либо мастерское.
Привет.
Крепко жму руку
Ваш Н. Бухарин. (14 III 35 г.69)".
Приведем здесь для контраста продиктованный совсем иными соображениями
отзыв о книге "Не переводя дыхания", - он появился в том же году в парижской
эмигрантской газете и принадлежал М. Осоргину: "Эренбург уже не просто
пишет, он поет. Поет он лучшее, что есть в современной советской жизни, -
работающую и жизнерадостную молодежь. Поет не соло, а в хоре. От его участия
хор выигрывает; но скажу откровенно, мне было жаль потерять солиста,
писателя с отчетливой, не всеми слышимой индивидуальностью. Для перехода в
хор нужно отказаться от очень многого, а научиться только пустякам. Этим
пустякам Эренбург научился без труда"70. 23 марта 1935 года Эренбург сообщил
Мильман, что получил письмо НИ, но о самом письме ничего не сказал...
В архиве Бухарина сохранились еще два письма Эренбурга. "8 июня [1935
года] Дорогой Николай Иванович, снова у нас недоразумения! Я легко могу
понять, что с Эльзасом я "не попал в точку" 71. Но, во-первых, я
неоднократно просил осведомить меня об этих "точках".
Во-вторых, почему мне сразу не сообщили об этом и не попросили
переделать статьи?
На поездку в Эльзас я потратил неделю времени, на чтение всяких
автономистских газет и пр. плюс сама статья - еще неделя. Это все же
представляет какое-то рабочее время. Поездка в Эльзас при таких условиях
отнюдь не парти де плезир72!
Ясно, что очерк об Эльзасе можно было бы написать и иначе. Поэтому я
все время слал письма и телеграммы, спрашивал - и ни гу-гу. Теперь я прошу
Вас вернуть мне рукопись с пометками, объясняющими трудности, и я статью
переделаю: хочу все же использовать как-то эту поездку. С другой стороны,
повторяю просьбу: держать меня в осведомленности о желаниях редакции, о
точках, которые у нас вдоволь подвижны, и о прочем. Иначе сейчас писать
отсюда невозможно. Судите сами - прежде чем затеять всю эту серию поездок по
областям, смежным с Германией, я много раз запрашивал редакцию: не выйдет ли
как с Сааром73 и пр. Отвечали: нет.
Тогда я стал после первого же очерка спрашивать, как именно писать,
годится ли и пр. Молчание. Только Ландерс74 (так в письме. - Б. Ф.) передает
от Вашего имени: пишите, как знаете, хорошо и т. д. А вот и результаты. Я,
правда, делаю еще опыт и посылаю очерк об Эйпене75, но уверяю Вас, что при
таких условьях работать нельзя. Я понимаю, что у Вас и без этого уйма дел,
но приспособьте для этого иностранный отдел. Теперь я там никого не знаю76.
В эпоху Раевского77, Гнедина78 я еще мог спросить их, но кого я теперь
спрошу? Напишите мне наконец-то, о чем и как мне писать. О Германии трудно,
во-первых, КБ79 не любят (так! - Б. Ф.), когда я пишу о Германии, во-вторых,
в эту прекрасную страну меня не пущают. О Франции? Но я ведь не могу
превратиться в интуристского гида из "Ревю де Моску"!