"Эстер Фризнер, Роберт Асприн. Корпорация Богги " - читать интересную книгу автора

подумать, ни в чем я не виновата. С какой стати я должна себя винить? Я
всегда все делала так, как было лучше для них. Я отослала их из дома, как
только для этого появилась возможность - как юридическая, так и финансовая.
И поэтому я - Величайший на Земле Менеджер, а не Величайшая на Земле
Мамочка, только за это меня и можно судить. Что хуже? Самой воспитывать
собственных детей, пройти огонь и воду и при этом отлично знать, что в
воспитании ты - полный ноль, или отправить их в самые что ни на есть
прекрасные детские сады, школы, пансионаты и колледжи, которые только
продаются за деньги? За деньги, которых, к слову сказать, у нас бы не было,
если бы я была связана детьми по рукам и ногам и занималась бы только тем,
что вытирала бы им сопли, чмокала в щечки и непрерывно пекла бы сладкие
булочки к чаю, вместо того чтобы обрести свободу и заняться бизнесом. Нет, я
так думаю, что с детьми я поступила очень даже правильно. И уж если кто и
виноват в том, что они не могут поладить между собой, так это они сами.
Эдвина поставила семейную фотокарточку на столик и заварила себе
свежего чая. Однако, несмотря на то, что на сей раз она не пожалела зверобоя
и всыпала его в заварочный чайник столько, что хватило бы, чтобы превратить
вождя гуннов Аттилу в трехпалого ленивца, Эдвина все же не смогла отрешиться
от своих невзгод и поплыть по космическим потокам.
У космических потоков не было детей.
Эдвина раздраженно цокнула языком и вдруг резко выпрямилась. Она
приняла решение.
- Пусть это не мое дело, если Дов и Пиц жаждут выпустить друг дружке
кишки, но если я не хочу, чтобы "Э. Богги, Инк.", мое детище, оказалось,
грубо говоря, спущенным в канализацию, то уж лучше бы мне навести в этом
деле порядок, - произнесла она. - Весь вопрос в том - как?
Эдвина снова удобно устроилась посреди диванных подушек, основательно
заправилась чаем, закрыла глаза и призвала на помощь для решения мучившей ее
задачи все силы своего разума, могуществу которого мог бы позавидовать сам
Макиавелли. Лившаяся неведомо откуда музыка наполнила гостиную. Это был
сборник произведений в стиле "нью-эйдж", составленный Эдвиной специально -
потому что такая музыка помогала ей мыслить. И вот наконец, когда она уже
была готова выскочить из собственного дома в чем мать родила и с пеной на
губах, если бы ей пришлось выслушать еще одну флейтовую трель, Эдвина вдруг
открыла глаза, и они излучили свет озарения.
- Ну конечно, - проговорила она. - Это замечательный план: простой,
изящный и практичный. Восхитительно. - Ее губы разъехались в акульей улыбке,
унаследованной от папы, прожженного юрисконсульта, и Эдвина произнесла: - Я
продиктую письмо.
Три заколдованные авторучки вылетели из стоявшей на письменном столе
кожаной шкатулки, изнутри оклеенной зеленой замшей. Левый верхний ящик стола
выдвинулся сам по себе. Три чистых листка бумаги, будто миниатюрные
ковры-самолеты, взмыли вверх и улеглись подле застывших в ожидании
господ-авторучек. Затем выдвинулся верхний правый ящик, и оттуда
выскользнули и повисли в воздухе два конверта. Нарисовался рядом со столом,
но пока окончательно не материализовался шкафчик с папками-скоросшивателями,
и застыл в ожидании новых поступлений. Эдвина, никогда не забывавшая об
обязанностях деловой женщины, всегда хранила у себя, в личном архиве, копии
любой корреспонденции.
- Мои дорогие дети, - начала он диктовать под аккомпанемент ритмичного