"Валерий Фрид. 58 с Половиной или записки лагерного придурка" - читать интересную книгу автора

больше. На Малой же Лубянке, в областном управлении, если и были
среди следователей евреи, то, как пишут про гонококков в лабора-
торных анализах, "единичные в поле зрения".
"Особо важные дела" вели майоры и подполковники, а областные
- в основном старшие лейтенанты.
Моим был ст. лейтенант Николай Николаевич Макаров, "Макарка",
как мы его звали - за глаза, конечно. А в глаза - гражданин следо-
ватель.
Следствие - самая мучительная, полная унижений и отвращения к
себе часть моей тюремно-лагерной биографии. А первый, самый тяже-
лый, период следствия у меня связан с Макаровым. Но, как ни стран-
но, об этом человеке я думаю без особой злобы - скорее даже, с
чем-то похожим на симпатию. Это мне и самому не совсем понятно.
Может, это и есть та таинственная связь между палачом и жертвой, о
которой столько написано в умных книгах? Не знаю. Никаких мазохис-
тских комплексов я за собой не замечал. Попробую подыскать ка-
кое-нибудь другое, рациональное объяснение.
Во-первых, я уже тогда понимал, что вся эта затея (наше "де-
ло") не его изобретение. Человек служил, выполнял работу - гряз-
ную, даже отвратительную. Но разве виноват ассенизатор, что от не-
го разит дерьмом? Конечно, мог бы выбрать и другое занятие, с этим
я не спорю.


- 15 -


Во-вторых, в Макарове было что-то человеческое. Например,
когда вечером ему приносили стакан чая с половинкой шоколадной
конфеты, он эту половинку не съедал, а брал домой, для сынишки.
Да, именно половинку: шла ведь война, и с кормежкой даже у энкаве-
дистов - во всяком случае у этих, областных - обстояло туго. Про-
делывал он это каждый раз, слегка стесняясь меня; ребенка Макарка
любил, гордился его талантами - тот учился не то в музыкальной, не
то в рисовальной школе.
А однажды произошел такой случай.
Я уже знал, что моя невеста арестована; Макаров даже разрешил
мне подойти к окну, поглядеть: пять-шесть женщин вывели на прогул-
ку, и среди них была она. Женщины уныло ходили по кругу; лицо у
Нинки было бледное и несчастное.
Кроме полуслепой матери на воле у нее никого не оставалось:
отец, арестованный еще до войны, умер в тюрьме, брат был в армии.
И я считал, что Нине никто не носит передачи. (Потом-то узнал: но-
сила подруга Маришка, дочь академика Варги). Мне же передачи мама
таскала регулярно. Граммов триста сыра из передачи я запихал в ма-
ленький полотняный мешочек, туда же втиснул шматок сала и десять
кусочков сахара. Мешочек с трудом, но уместился в кармане, и я
брал его на каждый допрос - авось уговорю Макарку передать это Ни-
не. И представляете, уговорил в конце концов.
- Ладно, давай, - буркнул он и сунул мне листок чистой бума-