"Валерий Фрид. 58 с Половиной или записки лагерного придурка" - читать интересную книгу автора

ги. - Заворачивай.
Мой мешочек он отверг: видимо, боялся, что я - стежками или
как-нибудь еще - передам Нинке весточку. Я принялся сворачивать
кулек, но от волнения руки тряслись и ничего не получалось.
- Террорист хуев, даже завернуть не можешь! - Следователь


- 16 -


взял у меня бумагу и продукты, очень ловко упаковал. И тут, на мою
беду, открылась дверь и вошел его сосед по кабинету Жора Чернов.
Ко мне этот Чернов не имел никакого отношения, просто их столы
стояли в одной комнате. Но он - исключительно ради удовольствия -
время от времени подключался к допросу и измывался надо мной
как-то особенно пакостно. И морда у него была противная - как у
комсомольских боссов из ЦК ВЛКСМ: румяных, наглых и почти всегда
смазливых. Большая сволочь был этот Жора; недаром первым из своих
коллег получил четвертую, капитанскую, звездочку на погон. Макаров
его тоже не любил и побаивался.
Когда Чернов вошел в кабинет, Макаров растерялся. Сказал с
жалкой улыбкой:
- Вот, уговорил меня Фрид. Передать Ермаковой.
Тот молча повел плечиком, взял что-то со своего стола и вышел.
Мой следователь заметал икру. Срочно вызвал надзирателя, что-
бы присмотреть за мной, а сам выскочил из кабинета. Я слышал, как
хлопнула дверь напротив: там сидел его начальник, Вислов. Важно
было самому настучать на себя, опередить Чернова.
Через несколько минут Макаров вернулся, расстроенный.
- Знаешь, Фрид, я вот что подумал: Ермаковой обидно будет.
Вроде, какая-то подачка. Мы лучше сделаем официально: ты напишешь
заявление, я как следователь не возражаю... Получим резолюцию на-
чальства, и ей передадут.
Глаза у него были правдивые-правдивые - как у пса, который
сожрал забытую на столе колбасу и теперь вместе с хозяином удивля-
ется: куда она девалась?
- Да не будет ей обидно. Передайте сами!
- Нет, нет. На тебе бумагу, пиши.


- 17 -


Я написал заявление, прекрасно понимая, что толку не будет.
Так оно и получилось - но все равно, этот эпизод я ставлю Макарке
в заслугу.
Думаю, что и он по-своему симпатизировал мне. Выяснилась даже
некоторая общность вкусов: он, как и я, терпеть не мог Козловско-
го, а любил Лемешева.
Кто-то, наверно, удивится: нашли, что обсуждать во время доп-