"Исаак Фридберг. Бег по пересеченному времени (Повесть)" - читать интересную книгу автора

"боевик" историю собственного сочинения, врал отчаянно - и удачливо,
народу понравилось.
Запасы вранья неожиданно оказались безграничны, к утру он обычно
забывал, о чем врал вечером, но три-четыре сюжета задержались в памяти.
Вернулся домой, попробовал сюжеты описать. Зачем? Острая на язык казарма
присвоила ему кликуху Режиссер. Кликуха поначалу обидела, потом он к ней
привык, ближе к "дембелю" возникли странные амбиции.
В канцелярии заводского аэродрома освоил пишущую машинку - но тут коса
нашла на камень. Краем уха слышал, будто существуют институты, где обучают
писательскому делу, даже не представлял себе, можно ли к ним подступиться.
Тем бы все и кончилось, но аэродромному начальству угодно было
отправить его в Москву на стажировку. В Москве увидел объявление:
знаменитой киностудии требуются участники массовых съемок, - решил
глянуть, как делается настоящее кино.
На дне походного чемоданчика совершенно "случайно" завалялся
самодельный сценарий, печатанный одним пальцем на служебной машинке, -
записал, как мог, лихое свое полярное вранье.
Оставил рукопись какой-то секретарше, через месяц выслушал печальный
приговор носатого редактора, затем благополучно приземлился в родном
аэропорту. Полгода спустя обнаружил свои полярные враки на страницах
общедоступного кинематографического журнала. Фамилия под публикацией
стояла чужая, но известная. История была основательно перекроена, обрела
звон и столичный лоск. Совпадение? Или сюжет, уйдя в армейский фольклор,
каким-то образом добрел до ушей профессионального сценариста? Бывает.
Гера не возмутился - напротив, преисполнился гордости, поднакопил
деньжат и в очередной отпуск ринулся к Москве. Носатый редактор встретил
его как родного, новую работу скупо одобрил, тут же предложил
профессиональную помощь в лице всегда похмельного драматурга. Гера
согласился, через три дня получил первый в своей жизни договор; выданный
вслед за тем денежный аванс - гигантский по тогдашним представлениям - и
вовсе оторвал Герины ноженьки от матери-земли. Дал телеграмму на родной
аэродром, попросил выслать трудовую книжку, снял комнату и поселился в
Москве.
Первый договор оказался последним, с трудом удалось взобраться на
нижнюю ступеньку кинематографической лестницы - его взяли в ассистенты.
Писал за других, обретал друзей, бегал за водкой для начальства. Тогда все
это называлось одним словом: пробиваться. Освоился, подарил еще с десяток
сюжетов, как говорится - где стоя, а где ползком вник в механику, которая
управляла кинематографическим процессом. Тридцати двух лет от роду,
наконец, поступил на режиссерские курсы. Заглатывал все, что дают, со
старательностью анаконды. Давали много, и лучшие люди. Alma mater и pater.
Первую картину не выбирал - безропотно согласился на совершенно мертвый
сценарий; была тогда такая практика: пять-шесть мастеров делают великие
фильмы, лицо знаменитой киностудии - а под этой "крышей" каждый год
крутятся десятки посредственных сценариев, снимаются никому не нужные,
обреченные фильмы; молодые режиссеры служат "пушечным мясом". Примитивный
грабеж государственной казны. В те годы грабить государственную казну
считалось хорошим тоном - первым, самым главным грабителем в стране было
государство, вот и защищались кто как умел. Голодные, самолюбивые
начинающие режиссеры ломали позвоночник в неравной схватке с гнилым