"В.Фрин. Москва-Подольск-Москва [И]" - читать интересную книгу автора

в другую камеру или на этап.
Надзиратели понимали, что в камерах вызова ждут с замиранием
сердца: кто его знает, куда поведут! И один из вертухаев придумал
себе забаву. Вызывая камеру на прогулку, нарочно делал паузу: "На
пэ... рогулочку!" - так, чтобы Плетнев, Попов или Певзнер успели,
к его удовольствию, испугаться.
Трудно жилось в тюрьме курящим. Если у кого и была махорка,
запас быстро кончался; с горя пробовали курить листья от веника,
которым мели камеру. Не было и бумаги; умельцы исхитрялись, отор-
вав уголок маскировочной шторы, расщепить толстую синюю бумагу на
несколько слоев и использовать на закрутку. С огоньком тоже обсто-
яло скверно: надзиратели имели право дать прикурить только два или
три раза в день (я не курил, поэтому точно не помню). А если, не
вытерпев, кто-нибудь обращался с просьбой в неурочное время, то
слышал в ответ многозначительное:
- Своя погаснет.
Верю, что за либерализм вертухаям грозили серьезные неприят-
ности.
Голь на выдумки хитра. На Вологодской пересылке, лет через
пять, я познакомился со способом добывания огня из ничего. От под-
бивки бушлата отщипывался кусок серой ваты; из него делались две
плоские лепешки; одну ладонями скатывали в жгутик, плотно завора-
чивали во вторую и, сняв ботинок, быстро-быстро катали подошвой по
полу. Потом жгутик резко разрывали пополам - и прикуривали от тле-
ющего трута. Я тогда вспомнил Сетона-Томпсона: как индейцы добыва-
ют огонь трением. Попробовал сам - не вышло. А у других хорошо по-
лучалось, особенно у блатных: большой опыт, "тюрьма дом родной".
Но на Лубянке мои сокамерники этого способа еще не знали и
придумали такой выход: надергали из матрасов ваты, сплели длинную
косу и подожгли от цыгарки, едва надзиратель ушел со своим огни-
вом. (Или у него зажигалка была? Не помню.) Косу запихнули глубоко
под койку, стоявшую у стены и два дня пользовались этим вечным ог-
нем. А на третий день, когда всех нас вывели на прогулку, вертухай
учуял запах гари и без труда обнаружил его источник. Камеру оштра-
фовали: на две недели оставили без книг.
На Малой Лубянке библиотека была бедная и в книгах не хватало
страниц. (А в Бутырках, где камеры были перенаселены, от некоторых
книжек оставались вообще одни переплеты.) Вот в "гостинице", на
Большой Лубянке, библиотека была хороша - видимо, за счет книг,
конфискованных при арестах. Там был и Достоевский, и давно забытый
Мордовцев, и академические издания - даже книги на иностранных
языках были. Помню, я с удивлением обнаружил в романе американско-
го автора-коммуниста напечатанные полностью т.н. "four-letter
words" - матерные слова: cock, fuck, cunt и т.п. Даже
"cocksucker". Это в тридцатых-то годах!..
Хорошие книги или плохие - но без них было худо. Конечно, ли-
шение книг - самое легкое из наказаний. Могли ведь лишить прогулки
или, не дай бог, передач. А то и в карцер отправить всех.
Я, например, первый раз попал в карцер из-за ерунды: рисовал
обмылком на крашеной масляной краской стене профиль своей Нинки,