"Вадим Григорьевич Фролов. В двух шагах от войны (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Что делать будешь? Или Лизу возьми. Мы ее раньше щебетухой звали. Все она
пела да щебетала. Сейчас молчит или плачет. Только в госпитале и поет.
Арся Гиков? Отец плавает, ни слуху ни духу. А Антон... - Она замолчала, и
лицо ее стало совсем грустным.


2

Дома у Антона было тяжко. С первых дней войны ушел на фронт отец. И
ни одной весточки, кроме самой первой, в которой говорилось: "Воюю
неподалеку от вас". Значит, либо на Карельском фронте, либо под
Мурманском.
Мачеха, и так-то всегда молчаливая, замкнулась совсем и по ночам тихо
плакала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос. Это было
жутко, и часами Антон лежал без сна.
К нему она относилась по-прежнему, ровно и спокойно, но смотрела
словно бы мимо него. "Не вернусь домой - и не заметит", - с тоской и
обидой думал он, хотя и понимал, что обижаться нечего. Не может она
простить ему, как жестоко и несправедливо он отвернулся от нее, когда
через полтора года после смерти матери - ему тогда было двенадцать - отец
привел ее в дом. Антон видел, как она мучалась тогда, как старалась стать
ему родной, но он только хмурился и уходил в сторону, а иногда, чего греха
таить, быть груб и зол. Отец тоже мучался, разрывался между ними двоими и
однажды после какой-то особенно злой выходки сына - это было почти перед
самой войной - дал ему пощечину. Дал по-мужски, вложив в удар весь свой
гнев и обиду. Почему Антон тогда не убежал из дому, он и сам не понимал до
сих пор. Наверное, все-таки очень любил отца и кое-что, видимо, понял.
Хотя к мачехе добрее не стал.
- Не знаю, что делать с вами, - грустно сказал отец в тот, последний,
день. - Если хотите, чтобы я там, на фронте, спокойным был, живите мирно.
Я ведь вас обоих люблю.
Ну что ж, стали они жить мирно, но все равно были чужими.
Мачеха работала в порту на Бакарице. За месяц выучилась на крановщицу
и сейчас шуровала на огромном портальном кране не хуже любого мужика.
Иногда работала две, а то и три смены подряд. Потом сваливалась, как
подбитая птица. Зарабатывала хорошо и к пайку могла прикупить что-нибудь
на базаре. Так что голодать они не очень голодали, но Антон все время грыз
себя за то, что вроде бы сидит на ее шее. Он хотел бросить школу и пойти
на завод или в порт, но мачеха и слышать не хотела. "Отец велел, чтобы ты
школу кончил", - только и сказала она, но сказала так, что Антон больше и
не заговаривал об этом. И, стиснув зубы, продолжал ходить в школу. Иногда,
мрачно забросив футляр с баяном за плечо, шел с ребятами в госпиталь -
давать концерт раненым. И это было самым мучительным - уж лучше бревна
таскать в порту. Высокий, плечистый, здоровый, он в свои пятнадцать
выглядел на все восемнадцать. И всегда, когда он со своим баяном стоял
перед ранеными, ему казалось, что они смотрят на него с укором или
насмешкой: эвон какой вымахал, а в тылу околачивается.
Чаще всего они бывали в госпитале на южной окраине Архангельска. На
крыльце их всегда встречал подтянутый щеголеватый лейтенант интендантской
службы. И всегда он вначале вел их в столовую, где каждому выдавал по