"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

вдовой-домовладелицей. За столько лет соседства они ни разу не поужинали
вместе. В духовке Айяччио, приходя с дежурства, находил две тарелки (а то и
одну) с убогой, едва теплой едой, алюминиевые вилку и нож, ложку, если на
ужин был суп, а на столе полстакана кисловатого красного вина. Все это он
нес к себе в комнату, медленно ступая, чтоб не зажигать тусклую лампочку в
коридоре. В комнате он редко открывал окно, не желая впускать уличный шум.
Жизнь он прожил, почти не замечая ее, прошел по ней на цыпочках, словно это
была не его жизнь, но и не чужая, а нечто, от чего нельзя устраниться, но
что можно воспринять с ленивой отчужденностью. Если от стены отклеивался
кусок обоев, он, не слишком торопясь, примерно в течение недели, снова
прилеплял его клеем, будучи уверен, что это временно, что со дня на день
обои отойдут где-нибудь в другом месте и надо будет снова приклеивать их -
не потому, что это нужно лично ему, а потому, что просто надо, это на его
месте сделал бы всякий. И так - заплата на заплате - провел он последние
тридцать лет.
- За что? - снова спросил он и откинул душившее его одеяло.
Айяччио не был бродягой и скитальцем, напротив, с виду он был завзятый
домосед, но все его существо было словно с корнем вырвано из земли, из
жизни. Ни город, ни улица, ни бар, ни его комната фактически ему не
принадлежали, и никто не мог бы сказать, что в каком-то определенном месте у
него есть хоть что-то свое. Этот мир - не его мир, и сам он не от мира сего.
Он жил на обочине и довольствовался отбросами. Но этого никогда не ощущал,
разве что сейчас.
Дверь с едва заметным колебанием воздуха отворилась и затворилась.
Айяччио повернул голову, в облике вошедшего ему почудилось что-то
знакомое, утешительное. Он слабо улыбнулся. Человек молча подошел к постели
и уставился на него холодным, испытующим взглядом.
- Болит? - спросил он наконец, нацелив указательный палец ему в висок.
Айяччио неохотно кивнул.
- Я профессор Чивита, - сказал тот, натянув на лицо приветливую мину. -
Главврач и заведующий отделением.
Айяччио как следует присмотрелся к нему. Вот бы все врачи были так
одеты - без всяких халатов, просто в пиджаках. У профессора Чивиты был вид
обыкновенного посетителя, быть может, даже друга. Айяччио снова уловил в
облике что-то знакомое и улыбнулся.
Потом профессор Чивита заговорил, все так же вполголоса, но постепенно
одушевляясь, подкрепляя жестами образы и понятия, представшие перед Айяччио
как живые. Врач воспользовался весьма интересной, по его словам, метафорой:
сравнил человеческое тело с государством. С этой точки зрения, объяснил он,
можно утверждать, что как государство требует от каждой частицы, то есть
человека, определенного поведения во имя сохранения целого, так и человек
желает, чтобы все органы способствовали сохранению его жизни. А органы в
свою очередь повелевают клеткам исполнять свой долг. В этой иерархии всякий
индивид есть противоречие между его личной жизнью и подчинением интересам
высшего порядка. Всякая сложная структура, как человек, так и государство,
заботится о том, чтобы все части его разделяли общую идею и служили ей. Если
непригодность некоторых еще можно терпеть, то допустить революцию -
непозволительная роскошь. Бунтующие клетки не просто отказываются
сотрудничать, но и подрывают деятельность всех элементов, с которыми
соприкасаются. И эта революция не имеет иной цели, кроме как истощить