"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

Его жизнь словно заключалась в этой аудитории, поневоле наполненной
слушателями, которые не представляли для него ни малейшего интереса. Ему
претили слащавые откровения коллег на заседаниях кафедры, когда те
вспоминали имена лучших студентов спустя долгие годы. Порой эти лучшие
становились их аспирантами и ассистентами, или, во всяком случае,
преподаватели бдительно следили за их карьерой. Профессор Авильдсен не
чувствовал привязанности ни к одному из своих студентов, он сознательно
забывал, вернее, заставлял себя не запоминать ни имен, ни лиц, ни биографий.
Он был сосредоточен только на себе, на своей высокой одухотворенности, на
способности гипнотизировать стадо молодых людей. Их эмоции, их восхищение
нужны были ему постольку, поскольку являлись питательной средой его души. Он
жадно впитывал их, не вдаваясь в подробности чужой жизни. Они были не более
чем отражением его чистой науки, его ума, его гордости самим собой.
- У нас на Западе принято определять три средоточия духа, которые
соответствуют троим посвященным или философам - называйте, как хотите, -
которые революционными методами преобразовали земной путь человека. Сердце,
или Христос, - это любовь. Голова, или Маркс, - это разум. Гениталии, или
Фрейд, - это наша чувственная связь с прошлым... Прошлое, которое психологи
помещают в наших родителей. - Тут в голосе его послышалась едва заметная
нотка досады. - Но весь этот удивительный путь призван раскрыть нам то, для
чего предыдущим поколениям понадобились века, то, что существует независимо
от нашего понимания. Народы Земли несут это в себе как дар или проклятие с
начала времен. Эту тройную истину они обожествляют, обставляя теми или иными
ритуалами.
Джудитта пристально смотрела на профессора. Чем-то притягивал и
одновременно отталкивал ее этот одухотворенный человек, с такой
непринужденностью державший в ладони сокровенную душу всех народов. Как
будто он хозяин их жизни, тогда как инспектор Амальди - всего лишь охранник.
При мысли о нем Джудитта невольно улыбнулась.
- Начнем с головы. Почему с головы? Потому что сердце для нас, людей
Запада, - слишком далекое воспоминание. Наша цивилизация много веков
намеренно старалась похоронить его и вытравить эту память. С другой стороны,
гениталии - сравнительно недавнее наше приобретение, и пока мы склонны
путать их с сердцем, по которому естественным образом тоскуем. Из этой тоски
и происходит культ секса как некоего суррогата.
Джудитта не считала себя сексуально озабоченной, как многие ее
сверстницы; лишь иногда ее охватывала растерянность, и она прятала свой
страх под напускной дерзостью. Ту же двойственность она ощущала, с одной
стороны, в нежелании вмешиваться в чужую жизнь, а с другой - в призвании
помогать людям. Конечно, она не в силах облегчить их боль, но благодаря
своему дару она чувствовала чужие беды как собственные. К ней можно было с
успехом применить характеристику, данную Антони Берджессом Шекспиру. Когда
она впервые попалась ей, Джудитта сразу узнала в ней себя и записала в
дневник, в органайзер, в компьютер. Определение гласило: "Он подмечает
мелочи жизни и умеет читать по лицам, как близорукий, которому свойственно
не смотреть, а всматриваться". Вот и ее умение видеть было необычным - порой
преувеличенным, порой атрофированным. Она привыкла к близким контактам, как
будто на все смотрела сквозь увеличительное стекло; а то, что было вдали,
расплывалось в тумане - и контуры, и краски, и формы. Джудитта умела
оценивать только детали, общая картина была ей недоступна. Стоило предмету