"Франц Фюман. Богемия у моря" - читать интересную книгу автора

стада вдоль гремящего берега, пахло коровами, выгоном, навозом и
жвачкой-запахи моего деревенского детства. Богемия у моря! Коровы шумно
сопели, подпасок хлопал палкой по боку тучной коровы. Богемия у моря!
Я смотрел на дюну, она высилась на фоне неба, высокая и круглая, - край
света, я смотрел на дюну, и она круглилась огромным поросшим травой
куполом, а дорога сворачивала вниз, в долину, куда я шел и куда
стягивались стада. С неба сползала серая влажная хмарь, тяжело опускаясь
на вершины гор, горы были испещрены, изрезаны ущельями, зелеными ущельями,
склоны круто обрывались, открывая сосны и ели, луга на скатах, пруды и
ручьи, огороженные выгоны, а на холме желтую деревянную ча-^ совню.
Правый'склон горы я видел, левый лишь ощущал, с горы спускалось стадо,
хлева были недалеко, пахло травой. Богемия у моря! Пространство
растеклось, время распалось, я плыл по времени, как водоросль по морской
волне, на какой-то миг я потерял сознание, ничего больше не видел и не
слышал, какой-то миг я не понимал, где я, но потом оцепенение прошло, и я
почувствовал, что снова стою в прихожей моего родительского дома.
Я зажмурился, в прихожей было сумрачно, скрипела деревянная лестница. Я
бросился вверх по лестнице, швырнул в угол школьный ранец и распахнул
дверь в комнату. "До чего есть хочется!" - крикнул я, с шумом захлопнув за
собой дверь, и тут я увидел в комнате какого-то господина, сидящего в
мягком кресле, подтянутого, выхоленного господина с короткими светлыми
волосами и коротко подстриженными бакенбардами, он был в больших очках без
оправы, с золотым мостиком, курил сигару и что-то говорил моему отцу,
который стоял у серванга и открывал бутылку вина. Я не слышал, что говорит
этот господин в очках с золотым мостиком, я только видел, как он говорил,
как шевелились его губы, но ничего не слышал. Вдруг комната пришла в
движение, мягкое кресло, в котором сидел неслышно разговаривающий
господин, стремительно надвинулось на меня, а сервант с моим отцом отъехал
назад, так, что всю сцену я видел как бы в двух планах: спереди, крупным
планом, мягкое кресло с господином, а сзади-маленький, совсем крошечный
сервант с моим отцом, господин в мягком кресле, заложив ногу на ногу и
посасывая си-, гару, опять заговорил, и я вдруг стал отчетливо слышать
каждое его слово.
- Богемия у моря, разве это не смешно? - спросил он и посмотрел на
меня, и я увидел его глаза, увеличенные стеклами очков, глаза искрились и
сверкали. - Великий Шекспир запросто поместил Богемию у моря, - сказал он,
- так что вы сами видите, любезнейший, какого мнения он был об этом
народе! - Он щелкнул пальцами. - Не столь уж высокого, - сказал он, - не
столь уж высокого! - И он снова щелкнул пальцами и потом тщательно вытер
руку носовым платком.
Вдруг сквозь потолок въехали носилки, и тогда этот господин простер
руку и указал на меня, он стал расти и сделался совсем желтым и будто
замер, но все указывал рукой на меня, и я вдруг страшно испугался и хотел
убежать, но ноги мои не двигались. Тогда я увидел, что на руке, которая
приближалась ко мне, пять пальцев, это меня очень удивило, и я еще больше
испугался. Я закричал, но крик застрял у меня в горле, я только шевелил
губами и хватал воздух, как рыба. "Поклонись, да поживее!" - сказал мой
отец, стоя у серванта, и тогда я, поняв, в чем мое спасение, стал быстро
отвешивать поклоны, глядя на лакированные ботинки и шелковые носки
сидящего в кресле человека, который продолжал расти, едва не проломав