"Франц Фюман. Богемия у моря" - читать интересную книгу автора

потолок комнаты головою. Я испытывал жгучий страх и взглянул на отца, ища
у него помощи, но вместо моего отца там стоял человек в черной накидке и
черном шелковом берете и поигрывал черепом, он налил в череп вина до самых
краев, высоко поднял его и во все горло крикнул какое-то грозное,
грохочущее слово, поднялся грохот, комната загрохотала, толчок сотряс
комнату, грохочущий толчок, и все исчезло, и коровы проворно бежали мимо,
и тявкала дворняжка. Мой сон средь бела дня как рукой сняло, и теперь я
открытыми глазами взглянул на тот мрачный час в моей жизни. Час, когда я
узнал, что мы, немцы, предназначены владеть всем миром, и весть об этом
была для меня тогда слаще, чем стакан вина, который позволили мне в тот
день выпить. Это был весенний день, мне было двенадцать лет, голодный, я
примчался из школы домой, распахнул дверь и увидел в комнате незнакомого
гостя, который горячо убеждал в чем-то отца, а отец, стоя у серванта,
открывал бутылку вина, ввинчивая штопор в пробку, он сказал, чтобы я
поклонился как можно почтительнее, потому что стою перед самим господином
бароном фон Л., дворянином, поборником пангерманства в Чехословакии.
Я быстро поклонился - так почтительно, как только мог, - едва не
коснувшись лбом коленей, и господин барон рассмеялся и протянул мне руку,
а я украдкой наблюдал за ним сквозь прищуренные ресницы и никак не мог
понять, почему такая важная персона, которой принадлежит вся земля в
округе, внешне ничем не отличается от всех прочих людей. Но барон,
выглядевший как и все люди^ протянул мне руку и спросил, знаю ли я, кто
такой Шекспир, а я гордо ответил: "Так точно, господин барон!", и
пересказал содержание "Гамлета", "Макбета" и "Отелило", и барон сказал,
что я настоящий книжный червь, а потом заговорил о "Зимней сказке"
Шекспира и о том, что великий Шекспир поместил Богемию у моря и что из
этого можно заключить, как ничтожен этот народ. Я громко засмеялся:
Богемия у моря! И мой отец засмеялся, и барон, смеясь, сказал, что Шекспир
может оказаться прав, по крайней мере в будущем. Этого я не понял, и мой
отец, видимо, тоже, так как недоуменно развел руками и вопросительно
взглянул на барона, и тогда барон разъяснил нам, слушавшим его затаив
дыхание, дальнейший ход истории: германский рейх расширится до Урала, и
все, кто не принадлежит к немецкой нации, будут выселены из этого
пространства в Сибирь, и тогда Богемия окажется, возможно, у полярного
моря, и барон предложил поднять за это бокал.
- Великолепно, просто великолепно! - воскликнул мой отец, а барон
сказал еще, что народы не могут больше жить, не завися друг от друга,
значит, остается лишь одно: подчиниться германским законам или быть
вычеркнутыми из истории. Отец наполнил бокалы, а я молча, охваченный
благоговением и робостью, смотрел на барона, который передвигал народы,
как пешки на шахматной доске, в моих глазах он был богом, повелителем
судеб, потом мы выпили за Богемию у полярного моря, а когда спустя много
лет я вернулся домой из русского плена, научившись правильно понимать вещи
вроде тех, о которых говорил барон, мне захотелось прочитать пьесу,
декорации которой были уже мне знакомы: Богемия у моря. Я часто держал в
руках эту пьесу, но всякий раз срочная работа вклинивалась между мной и
книгой, так что в конце концов я дал себе что-то вроде клятвы прочитать ее
при первой же моей встрече с морем. Вот я ее и прочитал, правда, не до
конца, я получил наслаждение от прекрасных стихов и познакомился при этом
с двумя Богемиями у моря, и в обеих Богемиях была женщина с безжизненными