"Холли Габбер. Мозаичная ловушка" - читать интересную книгу автора

нравится манера игры какого-то нового теннисиста, он вдруг взъерепенился,
наорал на нее, обозвал идиоткой и - в своих лучших традициях - затем два
часа не разговаривал. Впрочем, этот завершающий аккорд Саманту уже мало
задел: ей хватило начала. Она не стала прятаться и лить слезы, а просто
повернулась к Эду спиной и занялась своими делами. В голове у нее звенело,
руки дрожали, но она понимала, что ее больше обидело оскорбление как
таковое, нежели то, что его нанес Эд.
Тенденция наметилась, и ее было не остановить: Саманта стала докучать
Эду - это нельзя было не почувствовать. Она становилась обузой, он постоянно
думал о чем-то другом. Но действие влекло за собой противодействие: чем
больше наметало снега в окрест-ностях усадьбы, тем больше мутнела и блекла
ее любовь. Она пыталась удержать чувства, искусственно их взвинчивать, но
ничто не помогало: они утекали, как вода из растрескавшейся бочки, а его
поведение только этому способствовало. Вначале пропала острота ощущений, а
потом и сами ощущения начали потихоньку испаряться утренним туманом.
Порой Саманта выходила в сад и смотрела со стороны на свое жилище,
которое она то обожала, то ненавидела. Ветер сдувал с крыши снег, рассеивая
его клубящимися взвихренными облаками, - казалось, крыша дымится. Саманта
поднимала руки, пытаясь поймать снежинки, уносящиеся прочь с той же
покорностью судьбе, с какой осенью по воздуху мчались дрожащие паутинки. Она
была выжата, выпита до дна, эта несчастная любовь вывернула ее наизнанку,
она устала от нее! Нести ее, как крест, и дальше было слишком тяжко.
Саманта не избегла участи большинства бедолаг, которые, отходя от
неистовой любви, как от общего наркоза, начинают вспоминать близких людей,
на время безумства страстей вычеркнутых из жизни. Однако утешить ее не мог
никто. Несколько раз она звонила маме - но разговоры не клеились и сводились
к обмену стандартными вопросами и неискренними ответами: они уже очень давно
стали совершенно чужими друг другу людьми. Попытка позвонить полузабытой
Джоди тоже завершилась неудачей: ее супруг-саксофонист, успевший за эти
полгода стать экс-супругом, нехотя известил Саманту, что Джоди, карьера
которой в телефонном бизнесе развивалась бурными темпами (эти слова он
произнес с особой ненавистью), перебралась в Чикаго, он не поддерживает с
ней больше отношений и не знает, как с ней связаться. Саманте стало стыдно:
надолго забыв про бывшую подругу, она, возможно, потеряла ее навсегда. С
другой стороны, она понимала, что по большому счету вряд ли теперь сможет
открыть перед Джоди душу, как когда-то. Они разбрелись по жизни слишком
далеко.
Январь сменился февралем, февраль уже готовился уйти со сцены, дни
удлинились, как вечерние тени, снег побурел и начал походить на некрасивую
пористую кожу, а до изнеможения уставшая Саманта ждала прихода весны, собрав
в горстку последние крохи надежд на то, что обновление чувств под
пробудившимся солнцем еще возможно. Хотя... Вначале она ощущала себя чуть ли
не женой (об этом и вспоминать не стоит), потом наложницей, птичкой в
клетке, а теперь, в преддверии весны? Кем она стала? Одним из экспонатов его
загородного музея наряду с испанской картиной, игрушечным трактором и
напольными часами? К экспонатам чувств не испытывают. Все угасало, таяло. Их
совместное пребывание в постели в послед-ние недели зимы уже носило характер
даже не привычный, а скорее вынужденно-необходимый. И Саманта испытывала от
этого боль - но тупую. Все это было выморочено, выморочено, выморочено...
В начале марта размеренно-однообразное течение дней нарушил невероятный