"Ксения Габриэли. Анжелика и московский звездочет ("Анжелика") " - читать интересную книгу автора

еще не женился снова.
- Давно... - машинально повторила она. - Но ведь ты молод. - Как же
давно?..
На этот раз он ничего не ответил, встал с постели, поднял с пола свой
мундир и... вышел, хлопнув дверью...
Аделаида лежала, помертвевшая, уже равнодушная ко всему на свете. Зачем
всё? Она должна была покончить с собой прошлой ночью! Она верно, правильно
поняла себя. Да, она состарилась. Она больше никому не нужна, то есть она
больше не нужна мужчинам. Напудренное лицо, нарумяненные щеки, стянутая
талия... Все эти ухищрения еще ни одной женщине не заменили юности и свежей
красоты!.. Достоинства старости? Мудрость? Уважение, почет? О нет! Все это
ложь, ложь, ложь!.. Надо умереть!.. Но ей почему-то вдруг захотелось выйти в
одной сорочке, босиком, выйти на снег... Она поднялась с постели, глянула на
простыни, ощутила приступ отвращения... Надела сорочку...
Аделаида шла по коридору в полутьме. Смутное подозрение зародилось в
мозгу. Ей захотелось испытать унижение в полной мере! Она знала, куда она
направляется, что именно она хочет, да, да, хочет увидеть!..
Она прокралась к двери каморки Трины. Припала ухом. Да, так и есть!
Слышались прерывистые стоны. О! Такие знакомые стоны!.. Так и она стонала,
перекатываясь по широкой постели, составляя единое целое с мужчиной... Когда
это было?.. Этого больше никогда не будет. Все кончено, жизнь кончена...
Сейчас она выйдет босая, в одной сорочке, на крыльцо. Северный снегопад
окружит ее, мокрые хлопья покроют ее. И утром на крыльце найдут замерзший
труп состарившейся женщины, никому не нужной женщины, одинокой женщины!..
Она теряла самообладание, столь ей присущее. Гнев охватывал все ее
существо. Нет, ей надоело быть мудрой, милосердной, доброй!.. Довольно!..
Хотя бы один раз в жизни она даст себе волю!..
Аделаида ударила в утлую дверцу обеими ладонями. Дверца распахнулась.

***

Зрелище, открывшееся мадам Аделаиде, отнюдь не удивило ее. Именно это
она и ожидала увидеть. Живые полуобнаженные тела корчились на узкой
постели... Лицо Трины показалось ей чрезвычайно бледным...
Она уже не понимала, что же она делает! Вся та агрессия, что копилась в
ее душе, мучительное желание делать гадости, творить зло вырвались наружу...
О, какое наслаждение испытывала Анжелика!.. Нет, уже не Аделаида, а
именно Анжелика!.. Она ощутила свои руки, свои пальцы на теплой шее Трины...
О, какое это было удовольствие - слышать хрипы девушки; это было приятно -
ощущать, как обмякло после предсмертных судорог молодое, крепкое женское
тело; какое это было наслаждение, когда ее руки, ее состарившиеся руки
оросились кровью и слизью изо рта умирающей служанки!.. Агония вызвала
естественное опорожнение мочевого пузыря и кишечника. А ноздрям Аделаиды был
приятен запах свежего кала и теплой мочи... Аделаида в последний раз сжала,
сдавила пальцами девичье теплое горло; громко пукнула от натуги, с шумом
испустила вонючие ветры из заднего прохода... Пути назад не было. Прежняя
Анжелика-Аделаида, всегда склонявшаяся к добрым делам, умерла; умерла вместе
с этой несчастной финской девушкой...
- Я - Анжелика, ангел! - произнесла хрипло растрепанная женщина-убийца.
Она представила себе свое лицо, страшное лицо, оскаленные зубы...