"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

дыма, покачивались и исчезали в незамутненном воздухе пустыни.
Хатшепсут сидела со скрещенными ногами и уткнувшимся в ладони
подбородком в тени материнского шатра и задумчиво смотрела в пространство
либо разглядывала красные бока утесов, надеясь заметить какое-нибудь
животное. В это время года там обычно показывались олени или каменные козлы,
журавли, ласточки, иногда мелькал гладкой гибкой тенью горный лев, но в те
дни угрюмые скалы хранили молчание, в полдень начиная дрожать от зноя.
Девочка крадучись уходила к реке, чтобы охладиться. Дважды ее настигал один
из соколов и медленно, осторожно кружил над ней, а она опускалась на колени
в знак уважения к Ховатиту, могущественному повелителю неба.
Пока он неторопливыми крыльями рассекал воздух, описывая в небе широкие
круги, она думала о сестре. Неферу тоже положили у озера, откуда она видела,
как небо из голубого становится красным и птицы на закате собираются в стаи.
Значит, он прилетал к ней тоже и, не сводя с нее черных немигающих глаз,
ждал? Хатшепсут его не боялась, по крайней мере сейчас, в ослепительном
сиянии весеннего дня. Пронзительно вскрикнув, сокол полетел в сторону
дворца, а девочка, пораженная и смущенная, встала на ноги, отряхнула колени
и зашлепала по топкому берегу дальше. Не верилось, что кто-то может
страдать, стариться или умирать под этот оглушительный весенний ор, и
девочка с тяжелым сердцем вернулась к шатрам, между которыми бесшумно
двигались притихшие люди. Наверное, отец прав. Наверное, Неферу просто была
слабой.
Гроб все так же стоял, прислоненный к скале, жрецы все так же пели.
Девочка вошла в свой шатер и легла, по ее горячим щекам потекли слезы. Она
чувствовала себя совершенно одинокой.
Но вот на закате четвертого дня люди собрались у входа в гробницу, и
жрецы вместе со служителями некрополя внесли Неферу в скалу. Тутмос, Ахмес и
Хатшепсут вошли следом босые, с охапками цветов в руках и невольно
задрожали, когда холодная тьма приняла их в свои объятия. Узкий проход
сначала шел прямо, потом резко нырнул и запетлял. Носильщики кряхтели и
обливались потом, свет факелов дрожал, песок скрипел под днищем саркофага,
который медленно, точно нехотя, продвигался вперед, и от всего этого
Хатшепсут стало так страшно, что кровь резкими толчками забилась у нее в
горле.
Она шла последней, не считая слуги, и ее собственная тень скакала и
извивалась вокруг нее на шероховатых стенах пещеры. Всю дорогу она не
отводила взгляда от плавно покачивающихся бедер матери и даже не заметила,
когда они наконец вошли в холодную погребальную камеру. Ахмес сняла со
своего платья приставший лепесток и уронила его на пол, потом обернулась и
сочувственно улыбнулась Хатшепсут, но та в смятении водила глазами по
сторонам. Неферу как раз опускали внутрь ее каменного ложа, по обе стороны
которого стояли жрецы, дожидаясь, когда его можно будет закрыть и
запечатать. Вокруг были разложены сокровища покойной царевны, уже ставшие
чужими, уже утратившие яркость красок жизни, такие строгие и странно
недоступные, точно каждое из них обрело собственную волю, завистливую и
враждебную. Все ждали, Хатшепсут не смела шелохнуться, боясь, что заденет за
что-нибудь и тут же... что? Скрипнув, откинется крышка саркофага? Иссохшие
руки мумии вырвутся из хрупкого плена удерживающих их повязок?
Наконец носильщики отступили, и Менена затянул последнюю молитву, его
голос, обычно такой звучный и сильный, потускнел, слова глухо падали в