"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

одного из четырех сыновей Гора. Перед ними, по обычаю, выступал жрец,
который всю дорогу бормотал молитвы, а уже далее в окружении прочих жрецов
следовал на других дрогах саркофаг. Участники процессии зашептались,
выстраиваясь по рангу, и Хатшепсут заняла свое место сразу за гробом, рядом
с Ахмес и фараоном, по-прежнему не выпуская теплой руки матери.
Когда хоронили ее бабку, все было совсем иначе. Хатшепсут хорошо
помнила, что, несмотря на предписываемые обычаем вопли плакальщиц, тогда
всем было радостно - к месту последнего упокоения провожали высокородную
женщину, которая прожила долгую счастливую жизнь и желала воссоединиться с
богом. Но сегодня, дожидаясь, пока красавицы из гарема в синих траурных
платьях займут свои места в хвосте растянувшегося погребального кортежа, и
чувствуя, как набирают силу солнечные лучи, она по-настоящему горевала и
сострадала девушке, которая едва успела переступить порог детства и чья
короткая жизнь была полна несчастий.
Менена подошел к Тутмосу, поклонился, и Тутмос нехотя дал знак
начинать. Хатшепсут увидела, как налегли на оглобли быки и дроги перед ней
рывком двинулись вперед. Она сделала шаг, и тут же сзади донесся высокий,
исполненный горя, режущий уши вопль - это женщины посыпали себе голову
землей и плакали. Хатшепсут упорно смотрела на пятки шедшего впереди жреца,
чтобы не видеть раскачивающегося гроба, не думать о том, что лежит внутри.
Прямо над ними в высоком голубом небе кружили два сокола, ловя раскинутыми
крыльями ветер, их крики были единственным звуком, который перебивал чуть
слышное бормотание жрецов. На всем пути следования кортежа молчаливой толпой
стояли обитатели некрополя, которые, завидев фараона, сгибались, точно
пшеница на ветру, но тут же выпрямляли спины. Хатшепсут следила за ними
краем глаза, видела развевающиеся на ветру белоснежные одеяния этого
призрачного народа. И вдруг над толпой взлетел пронзительный, точно звук
рога на заре, голос личного жреца Неферу, молодого, полного сил Ани:
- Плачьте по ней, ибо она достигла горизонта!
Было в его песне торжество, но была и скорбь, глубже которой не
испытывал никто. Когда остальные откликнулись:
- Она живет! Она живет в вечности! - Хатшепсут заплакала. Неожиданно
она почувствовала, как ее вторая рука утонула в громадной ладони отца, но и
это ее не утешило.
У разверстого входа в гробницу, где их уже ждали слуги, процессия
остановилась. Толпа осталась позади. Плакалыцицы умолкли, лишь изредка
долетали тихие невнятные обрывки их разговоров; а тем временем саркофаг
спустили на землю и поставили вертикально. Хатшепсут подняла голову, и на
какой-то головокружительный миг ей показалось, что вот сейчас позолоченная
крышка саркофага повернется на петлях и Неферу сама шагнет наружу, но ничего
не случилось. Соколы еще раз пронзительно вскрикнули, описали над процессией
круг и взмыли к солнцу, а помощники жрецов собрались вместе, чтобы совершить
возлияние. Вперед со священным ножом в руке вышел Менена, и церемония
открытия рта началась.

Четыре дня и четыре ночи погребальный кортеж стоял лагерем близ
маленького храма и свежей рваной дыры в стене утеса. Бело-голубые шатры
хлопали на ветру и тянули за вбитые в землю колышки, точно неуклюжие
привязанные птицы; собравшиеся в кучку жрецы часами бормотали молитвы, держа
в ладонях курильницы, над которыми вставали расплывчатые колонны серого