"Паулина Гейдж. Дворец грез" - читать интересную книгу автора

родителями и тремя братьями жила моя мать. Он взял с собой единственное, что
у него было из ценных вещей, - крошечного золотого скарабея на кожаном
шнурке, которого он нашел в иле одного из притоков Дельты и привык носить на
своем запястье.
- Я служу божественному делу, - сказал он матери и вложил скарабея в ее
маленькую смуглую ладонь, - но, когда отслужу положенный срок, я вернусь.
Жди меня.
И она молча кивнула, глядя снизу вверх в спокойные, но властные глаза
этого высокого мужчины, чьи волосы были золотыми, как солнце, а рот обещал
наслаждения, о которых она могла только мечтать.
Он оказался верен своему слову. В следующем году он дважды был ранен,
но наконец его отпустили из армии, заплатили за службу и наделили тремя
ароурами[7] земли, что он попросил в номе[8] Асвата. Будучи наемником по
первому призыву, он имел право на землю при условии, что в любой момент его
могут призвать на военную службу; он обязан был также отдавать десятину в
казну фараона. Но он получил, что хотел: египетское подданство, кусок земли
и прелестную жену, которая уже что-то значила в этом городе и могла помочь
ему завоевать доверие местных жителей.
Все это я узнала, конечно, от матери. О том, как они встретились, как
сразу почувствовали влечение друг к другу... Романтическая история любви
неразговорчивого, утомленного боями солдата и маленькой гибкой деревенской
девушки никогда не могла мне наскучить. Мать была из семьи крестьян, что
жили в Асвате из поколения в поколение, занимаясь своим делом, исполняя
религиозные обряды в маленьком храме Вепвавета, бога войны с головой шакала,
что был божеством нашего нома. За долгие годы судьбы жителей городка тесно и
прочно переплелись чередой рождении, свадеб и смертей. О предках отца мать
знала мало, потому что он никогда не говорил о них.
- Они либу, откуда-то оттуда, - обычно говорила она, неопределенно
махнув рукой в сторону запада, с полным безразличием истинной египтянки ко
всем и вся за пределами страны. - Ты взяла от них синие глаза, Ту. Наверное,
они были пастухами, кочевниками.
Однако, глядя на то, как свет от масляной лампы скользит по его мощным
плечам, поблескивающим капельками пота, по его мускулистым рукам, когда он,
бывало, сидел, согнувшись, со скрещенными ногами на песчаном полу нашей
общей комнаты и чинил какую-нибудь крестьянскую утварь, я сильно в этом
сомневалась. Его предками, вероятнее всего, были свирепые воины из дружины
какого-нибудь варварского царевича либу и сражались под его началом в
нескончаемом круговороте племенных распрей.
Иногда я мечтала о том, чтобы в жилах моего отца текла благородная
кровь, чтобы его отец, мой дед, был бы как раз таким царевичем, который
жестоко рассорился с моим отцом и изгнал его, и вот он, неприкаянный и
одинокий, нашел наконец приют на благословенной земле Египта. И когда-нибудь
могло прийти известие, что отец прощен, и мы бы погрузили наши нехитрые
пожитки на осла, продали бы быка и корову и отправились бы к далекому
царскому двору, где увешанный золотом старик, весь в слезах, принял бы отца
с распростертыми объятиями. Нас бы с матерью омыли, умастили благовониями,
облачили бы в сияющие льняные одежды, украсили бы амулетами из серебра и
бирюзы. Все бы стали кланяться мне, давно потерянной царевне. Я сидела в
тени нашей финиковой пальмы и рассматривала свои смуглые руки, свои длинные,
голенастые нош, к которым все время прилипала деревенская пыль, размышляя о