"Артем Гай. Наследники" - читать интересную книгу автора

и Оноре горячечно бормотал: - Да, да, я понимаю тебя... Я ведь тоже хотел
бы... Я был бы счастлив... Однако... Ах, Жан!.. Чистая ты моя душа...
За стеклом, отделявшим кузов от кабины, лаял Шьен и маячило горестное
лицо парня.
В поселке Оноре вышел, а за руль сел Саня. Они ехали не останавливаясь,
ведя машину по очереди, восемь часов. И ночью еще живую женщину передали по
записке Оноре заспанной негритянке в бело-голубом халате. Здесь же у
больничной ограды, в машине, они завалились спать, не сказав за последние
несколько часов друг другу ни слова, - Овечкин, Саня и парень-африканец.

В обратный путь собрались, пока не взошло жестокое африканское солнце.
Столица неизменно отпугивала Овечкина своими раскаленными улицами. И хотя,
отправляясь в город, он обязательно надевал пластмассовые босоножки,
поднимавшие его длинными шипами сантиметра на четыре над сковородой
семидесятиградусного асфальта, ощущение ненадежности этих защитных
мероприятий не оставляло его. А сейчас без них... Прощание сонных мужчин
было коротким.
- Рюс, - сказал парень, крепко пожимая им руки. - Абдулла. Спасибо.
- Абдулла хорошо. Друг, - сказал Овечкин на диалекте и по- русски.
- Друг... - повторил парень по-русски и улыбнулся: - Абдулла Друг!
"Ну, Миклухо-Маклай!" - смеялся Саня, выжимая по пустынному шоссе все, на
что способен был их "пикап". До восхода на скорости духота была вполне
терпимой. Они очень устали, но им было так легко и радостно, как, наверное,
никогда еще в этой чужой стране.
Асфальтированную часть пути проскочили за час. Около полудня сделали
остановку и пообедали (или позавтракали) неизменным соленым сыром и кофе из
термоса, которые захватил, несмотря на спешку, предусмотрительный "взводный"
Саня. На привале Овечкин узнал, что уже сутки его ждет корреспондент
столичной газеты: очерк о развитии района, о технической помощи русских и
все такое прочее.
"Рановато для очерка", - буркнул Овечкин, сам еще не понимая, что
встревожило его в Санином сообщении. Позже, осторожно въезжая в заполненную
водой рытвину, он вспомнил слова Оноре: "Ждите новых людей". Слова звучали
несомненно угрожающе. Оноре опасался чего-то и предостерегал. От чего? "Они
могут оказаться более опасными для вас". Время от времени Овечкин
возвращался к этой фразе доктора, несмотря на то что она с самого начала
казалась ему невероятной чушью. Чего ему, Овечкину, опасаться каких-то
людей? Кого он здесь знает, кто знает его? На всем Африканском континенте не
наберется и дюжины таких. Если бы опасность угрожала всей группе, тогда
можно было бы понять: мало ли колониального отребья бродило еще по
неспокойному континенту - всяких наемников, вооруженных банд, купленных,
обманутых, натравленных, запуганных, - но чтобы ему лично...
В "гостинице у Альбино" ребята давно их ждали, открыли несколько баночек
кетовой икры и крабов. Стол был праздничный.
"Атеистический вариант праздника рамазан", - определил Овечкин. Лицо
осунулось, кожа стала серой, но он довольно потирал руки. Больше всего на
свете он любил кетовую икру.
К себе Овечкин отправился, когда ненасытное солнце угомонилось наконец в
джунглях.
В амбулатории горел свет, и, поднимаясь по лестнице, Овечкин слышал, как