"Мария Галина. Совсем другая сторона" - читать интересную книгу автора

какого-то кустарника. Казалось, я притерпелась к этой невероятной ситуации -
теперь меня в основном беспокоили всякие неприятные мелочи - собственно, то,
что и составляет жизнь - что одежда отсырела, что все мышцы после верховой
езды с непривычки сводило судорогой, что хорошо бы поесть и выпить
чего-нибудь горячего. Я уже понимала, что раз они тут не читают, не пишут,
то и живут в дикости - каких-нибудь землянках? Где нужно таскать воду из
колодца и бегать на двор? У нас таких мест тоже хватало - ничего хорошего
нет
в этой близости к природе, ей-Богу.
Кусты затрещали. Я уже напряглась, готовясь в случае чего отскочить в
сторону, но это вернулся Хаарт. Через плечо у него была перекинута холщовая
торба - что-то в ней было.
- А костер ты не додумалась разжечь.- Сказал он недовольно.
Я виновато промолчала. Чувствовала я себя на редкость бесполезным
созданием, ну, да это дело обычное.
Он бросил мешок на землю и занялся костром. Минут через пять огонь у
него уже разгорелся - интересно, сколько мне бы понадобилось на это времени?
Он вытащил из мешка флягу - по-моему, это была обычная армейская фляга,
укрепил котелок над огнем и налил в него воды. Потом высыпал из мешка на
землю корни, по-моему.
Я на всякий случай спросила:
- Что это?
- Наш завтрак, - сказал он.
И закопал этот самый завтрак в раскаленные угли.
- К вечеру мы будем дома, - сказал он, - если не будем останавливаться
по дороге. Так что ешь как следует.
Я не представляла себе, как опять сяду на лошадь - у меня болела спина
и ноги. Но на меня напал какой-то тоскливый страх, я боялась сказать хоть
что-то.
Поэтому, я молча поела эти штуки, которые он веткой выскреб из огня;
выпила горячий чай - на этот раз это оказался нормальный чай , он его
высыпал в котелок из жестяной банки - и почувствовала себя лучше. Корни были
по вкусу и похожи на печеные корни - ничего особенного. Потом он загасил
костер, собрал свое хозяйство и сказал:
- поехали.
Я поседлала лошадь, опять же, молча. Так мы и двинулись дальше в полном
молчании.
Сведенные судорогой мышцы спустя какое-то время перестали болеть - я их
просто не чувствовала. Руки занемели - я механически балансировала на
лошади, поднимаясь и опускаясь в такт повторяющимся толчкам. Когда Хаарт
переводил свою лошадь в шаг, я просто повисала в седле - не было сил
разговаривать, смотреть по сторонам. Поэтому, я не сразу заметила, что мы
уже выехали из леса.
Он не поредел - расступился как-то сразу и мы оказались на равнине.
Бесконечная равнина - как до того бесконечный лес - зеленая, гладкая. Всюду,
куда доставал глаз, расстилалась плоская изумрудная скатерть. Трава
заглушала стук копыт - казалось, мы передвигаемся в каком-то странном сне. Я
видела перед собой спину Хаарта - он не проявлял никаких признаков
усталости - а ведь он-то ехал без седла. Самя я давно уже держалась на
чистом автоматизме - я перестала соображать, я принимала этот мир таким,