"Марина Галкина. Одна на краю света " - читать интересную книгу автора

- Что-то вездехода вроде не слышно, - замечает кто-то.
- Пешком иду, внизу еще лодка лежит, по реке на лодке поднималась, -
объясняю я. Мы знакомимся.
Оказывается, я попала к оленеводам 4-ой канчаланской бригады. Они
прикочевали с верха долины, как раз через предстоящий мне перевал, и теперь
встали лагерем у первых дров - высоких кустов ив - а завтра направляются
вниз по Горностайной. Стадо к ним пока еще не подошло. Удивляюсь, что у них
нет яранг, а всего две небольшие брезентовые палатки. Однако оказывается,
что пастухи-оленеводы значительную часть своей жизни проводят в кочевьях, и
летом, перемещаясь в день за стадом на 10-12 километров, каждый раз ставят
обычные двускатные, выбеленные ярким солнцем брезентовые палатки. Здесь на
стоянке одна палатка была сферическая, на металлических каркасных дугах -
предмет американской гуманитарной помощи. Зимой же, сказали мне,
используются теплые палатки, сшитые из меховых оленьих шкур, а реже -
миниатюрные яранги.
Стационарное же место жительства этих оленеводов (если можно определить
это самое место жительство для тех, кому дом - вся тундра) оказалось не в
поселке Канчалан, а в стойбище яранг в верховьях Ынпынгэвкууля. Именно туда
сейчас шел их летний кочевой путь, так называемая летовка.
То, что для меня нынче было путешествием, для местных жителей еще
недавно являлось обычной жизнью. Когда не было вездеходов и тракторов, весь
нехитрый скарб и минимальный запас продуктов сотни километров люди несли на
себе, перевозили на оленьих упряжках. Возможно, вскоре, когда выйдут из
строя последние машины и закончится привоз топлива на Чукотку, можно будет
снова наблюдать абсолютно первобытный жизненный уклад "настоящих людей". Мне
рассказали, как недавно в соседней бригаде оленеводов кончились спички и
пришлось, соорудив примитивный станочек, добывать огонь трением.
Чукчи, вопреки некоторым ложным представлениям, прекрасно говорили
по-русски, лишь единственный древний старик из их бригады изъяснялся не
очень понятно для меня. Русская речь и дикция остальных удивили своей
правильностью и четкостью. Ни тени акцента, что всегда присутствует в
известных анекдотах.
Очень трогает вежливое, даже какое-то рыцарское, отношение этих людей
ко мне. Во всем чувствуется уважение. Не какая-то там корреспондентка,
которую на вездеходе привезли - сама пришла. Может, они и были удивлены моим
одиночным путешествием, однако вопросы их были очень деликатными. За все
время общения они не спрашивали у меня, замужем ли я, сколько мне лет и,
главное, зачем я путешествую.
Меня усаживают у костра, подложив для сидения оленью шкуру, наливают
сладкий чай, ставят передо мной кастрюлю плова. Набрасываюсь на пресные
лепешки, их вкус кажется мне пределом всех гастрономических мечтаний. "Да
сейчас новые подоспеют, не ешьте эти", - говорят мне, но я не могу
оторваться. С речки возвращается рыболов, вываливает на тундровую лужайку
жирных хариусов. Их потрошат и, неизменно вывалянных в листочках, лишайниках
и мхах, раскладывают на золу по периметру кострища. Не существует никаких
предрассудков цивилизации...
Глядя на эту реликтовую культуру, на этот народ, не утративший своей
самобытности, я не переставала восхищаться тому, что наблюдаю все это воочию
и что живу с этими людьми в одном времени, на одном континенте, совсем
рядом, в каких-то девяти часах полета от Москвы на современном авиалайнере.