"Марк Лазаревич Галлай. Избранное в двух томах, том 1 " - читать интересную книгу автора

все сложные явления, происходящие в полете, кто лучше него может предсказать
поведение самолета в воздухе, кто, наконец, является творцом и создателем
этой чудесной машины?
Разрешению моих сомнений помогла сама жизнь. В газетах замелькали имена
людей новой, ранее малоизвестной профессии летчика-испытателя: Чкалов,
Громов, Коккинаки, Алексеев, Нюхтиков, снова Чкалов, снова Коккинаки...
Редкий месяц проходил без того, чтобы мы не узнали об очередном рекордном
полете кого-нибудь из них. Между строк газетных сообщений чувствовалось (как
чувствуется и в наши дни), что авиационный рекорд - это лишь последняя
черта, итог большой, сложной, умной, а иногда и рискованной работы, без
которой невозможно "научить самолет летать".
Это было как раз то, что я искал: высший класс искусства пилотирования
и настоящая инженерная, а порой даже научная работа. Мои жизненные планы,
наконец, определились. Делиться ими без особой необходимости с окружающими
я, конечно, избегал (при всей своей юношеской самонадеянности я сознавал,
что замахнулся довольно широко), но когда дело подошло к окончанию
института, все-таки рассказал о них своему учителю, заведующему кафедрой
аэродинамики профессору Льву Герасимовичу Лойцянскому. Видный специалист в
области теоретической механики и аэродинамики, сравнительно далекий даже от
инженерной - не говоря уже о летной - практики, он, казалось бы, должен был
отнестись к моим устремлениям достаточно прохладно. Но он понял меня. То ли
подействовала на него моя фанатическая убежденность, то ли не дал я ему
совсем уж никаких поводов видеть в мо-


19

ем лице будущее светило чистой науки, то ли просто по присущей ему доброте
душевной, но Лев Герасимович не остался равнодушным к моим планам. Его слово
в ЦАГИ было достаточно веско, и возможность испробовать свои силы была мне
предоставлена.


* * *

И вот я в святая святых летно-испытательной работы!
Все вокруг приводило меня в состояние благоговения и священного
трепета - от комнаты летчиков, в которой готовились к полетам, отдыхали,
разговаривали люди, лишь с большими оговорками относимые мной к категории
обыкновенных смертных, и до производственных мастерских, где на видном месте
висел большой плакат: "Товарищ! Помни, что от твоей работы зависит
человеческая жизнь!"
Однако особенно долго предаваться трепету и благоговению не
приходилось. Надо было работать, причем работать на два фронта: собирать
материал для дипломной работы (институт так или иначе следовало окончить)
и - летать.
Летать!..
Так я попал в руки Ивана Фроловича Козлова.
Это был плотный, коренастый человек с крупными чертами дотемна
загорелого лица. Читая, он надевал: очки. Помнится, это несколько смущало