"За красными ставнями" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 18

Утренний воздух, теплый и солнечный, веял над Танжером так же мягко, как над Парижем.

— Вы имеете в виду, сэр Генри, что ожидается нечто более худшее?

— Гораздо худшее, девочка моя. Если я не ошибаюсь, величайшее событие произойдет сегодня вечером. Видите, насколько я откровенен?

— Значит, тут какая-то хитрость, — заявила Морин Холмс. — Что может произойти, когда Колльер мертв, а в газетах не сообщают ничего важного ни о нем, ни даже о Железном Сундуке?

— А вы не забыли, что личность Железного Сундука все еще неизвестна? — отозвался Г. М.

Внезапно он вытянул шею и посмотрел сквозь стекло, убеждаясь, что его портшез с носильщиками находится внутри помещения и в полной безопасности. На улице они собрали такую толпу, что тактичный полицейский предложил спрятать транспортное средство.

Откровенно говоря, Г. М. понятия не имел, где находится.

Он знал, что сидит за железным столиком под навесом на обширной площади, которая походила бы на площадь французского провинциального города, если бы дома были серыми, а не белыми или светло-коричневыми. Три улицы спускались от площади вниз, а еще три поднимались наверх. Справа от Г. М. по другую сторону улицы высилось внушительного вида здание с подстриженной лужайкой и рядом деревьев впереди.

Г. М. также знал, что на столике стоят три чашки черного кофе. Напротив него сидела Морин Холмс в фиолетовом платье и такого же цвета туфлях. Ее бледное лицо успело загореть, что придавало теплый блеск зеленым глазам и черным волосам. С другой стороны поместилась Пола в обычном белом шелковом платье без рукавов и ярких сандалиях. Одежда Морин казалась ей чересчур броской.

Обе старательно избегали темы Железного Сундука.

— Прошлой ночью… — неуверенно начала Пола.

— Наверное, это было ужасно. — Морин положила руку ей на плечо. — Я бы не могла вынести такое. Эти пули…

— Против пуль я особо не возражала. — Пола задумчиво приподняла бровь. — Мне они даже нравились, хотя ничто бы меня не заставило взглянуть потом на тело Колльера. — Она вздрогнула. — Нет, я имею в виду схватку, когда этот жуткий волосатый рыжий робот колотил Билла. А когда Билл его нокаутировал, я, как последняя дура, устроила истерику, сама не знаю почему.

— Но это вполне естественно, — возразила Морин. — Как Билл сейчас?

— Неплохо. Он в отеле — почти не может двигаться, поэтому лежит в постели и читает «Задига».[107] — Пола зевнула. — Становится жарко. Пожалуй, я вернусь в номер и вздремну.

— Хуан также был чудесен, не так ли?

— Да, дорогая. Они оба были чудесными, хотя и вели себя глупо. И все же, — задумчиво добавила Пола, — я предпочитаю, чтобы они оставались такими, как есть. А как сейчас Хуан?

Морин посмотрела на часы:

— Через пятнадцать минут я пойду в лечебницу доктора Макфейла навестить его. Я просто влюблена в доктора! А вы?

— Влюблена? — переспросила мыслящая буквально Пола. — Нет. Конечно, он очень славный…

— Я имею в виду, — быстро объяснила Морин, — что у него голова как у Цезаря. Кажется, древние римляне красили свои бюсты, чтобы они выглядели живее…

— Конечно, — мрачно проворчал Г. М. — А хорошо раскрашенный бюст…

Но Морин не слышала его.

— Глаза они делали голубыми, щеки — румяными, а волосы — светлыми. Доктор Макфейл как раз такой. Он не позволяет мне слишком часто навещать Хуана — говорит, что ему нужен покой.

— Это верно, — согласилась Пола.

— Хуан пострадал не так уж сильно, только напрасно так долго не обращал внимания на рану в груди. Доктор Макфейл винит в этом сэра Генри.

Лицо Г. М. приобрело цвет спелого баклажана.

— Прекрасно! — обратился он к площади в целом. — Вот она, благодарность! Если все идет как надо, это просто удача. А если что-то не так, виноват я. Клянусь панталонами моей тетушки, это уже чересчур!

Обе девушки виновато повернулись к нему. Испугавшись, что они станут публично суетиться над ним, Г. М. посмотрел на них как лев на тушу антилопы, и обе красавицы будто приросли к своим стульям.

— Кто выполнил всю работу в этом деле? — Положив на стол черчиллианский котелок, Г. М. продемонстрировал внутренний карман пиджака, набитый бумагами. — В конце этого месяца я пришлю счет за телеграммы, который потрясет даже Дюрока. Вот ответ на одну из них, который я получил вчера и о котором забыл рассказать полковнику. Это по поводу женщины из Мадрида.

— Какой женщины? — с интересом спросила Пола.

— Неужели вы не помните? Одна крупная и сильная женщина пыталась отобрать железный сундук у его хозяина.

— Да! — кивнула Морин, держащая в голове содержание своей записной книжки.

— Когда он собирался выстрелить, она вильнула бедрами, но не в ту сторону и получила пулю в одно из них. Но дело в том, что она уверяет, будто видела Железного Сундука. Он был лысый и с усами.

— Лысый? С усами? — одновременно воскликнули Морин и Пола.

— А вот еще одна телеграмма, — продолжал Г. М. тоном мученика, — о полицейском, который каждый месяц получает такую пенсию, как будто… — Он фыркнул и разорвал обе телеграммы. — Интересно, что я получу за свои труды?

— Но, согласно моим записям, — запротестовала Морин, — Железный Сундук всегда носил шляпу. Как же испанская женщина может утверждать, что он лысый?

Г. М. нахлобучил котелок и усмехнулся.

— Смотрите, девочка моя. Разве вы не можете утверждать, что у меня на башке нет ни единого волоска? Кроме, конечно… — Он снова усмехнулся.

Голос Полы был таким робким, что Г. М. не заметил ловушки.

— Между прочим, они поймали этого Али и его четырех сообщников?

— Поймали, куколка. За исключением того, которого ваш муж сбил с апельсинового дерева, — его уже ловить незачем. Я наконец разобрался в этой истории с Мендубией. Так называют арабский суд. Если араба арестовывают, его допрашивает обычная танжерская полиция. Но если против него собирают достаточно доказательств, его передают Мендубии. Это справедливый суд, как сказала прошлой ночью бедная арабская девушка, но милосердия от него ждать не приходится. Так что Али и его сообщники действительно предпочли бы предстать перед парнем, чье имя я не хочу называть, так как наверняка произнесу его неправильно. Короче говоря, перед дьяволом. — Лицо Г. М. стало суровым, как у английского судьи, обсуждающего юридические процедуры других стран. — Боюсь, куколка, в этом городе в ближайшем будущем произойдет фокус-покус.

— Расскажите, сэр Генри! — взмолилась Пола, поставив локти на стол и глядя ему в глаза. — Особенно о бедной арабской девушке.

Г. М. мрачно покачал головой:

— Дюрок говорит, что Мендубия жаждет допросить арабского мошенника, которого они именуют Отцом Зла. Танжерская полиция выследила его и готова арестовать. Меня бы не удивило, если бы Дюрок заключил сделку с главой Мендубии. В благодарность за передачу им Отца Зла они приговорят Али и компанию к небольшим срокам. Конечно, бедную молодую жену Али немедленно освободят при условии, что она больше никогда не увидится с мужем. Вы меня понимаете, куколка?

— Отлично понимаю. — Пола обменялась взглядом с Морин.

— Право, сэр Генри! — воскликнула Морин с присущей ей прямотой. — Вы же говорили, что истории о вас и этих ужасных женщинах ложь от начала до конца! Тем более в вашем возрасте…

— Ну, в конце концов, почему бы и нет? — улыбнулась широко мыслящая Пола.

— Я не знаю, о чем вы! — Сэр Генри устремил на них изумленный и негодующий взгляд, который обманул бы и его родную мать. — Я веду безупречную жизнь, пытаясь быть лучом света в темном царстве, но, если где-то происходит хотя бы малейший фокус-покус, все говорят: «Опять этот старик!»

— А разве это не так? — серьезно спросила Морин.

— Нет! Я бедный беззащитный старикан, которого обводят вокруг пальца. Я подчас и не знаю, где я был, а тем более куда я иду. Черт возьми, я даже не знаю, где мы сейчас! — Он привстал и вытянул шею. — Кстати, где мы?

— На плас де Франс, — ответила Пола.

— Что?!

— Разве вы не знали? Здание с другой стороны улицы — французское консульство.

Глаза «беззащитного старикана» злобно блеснули.

— Это площадь, которую никто не может переходить ни при каких обстоятельствах?

— Ну, я об этом не думала до ваших слов вчера вечером. Но это правда.

— Хм! — произнес великий человек, поправляя шляпу и застегивая пиджак. — Я сейчас вернусь.

Выпятив брюхо, он направился мимо столиков к краю террасы. Ни один автомобиль и даже велосипед не двигался по сонной плас де Франс.

Уличный регулировщик дремал со свистком во рту на переходе через бульвар Пастера. Два бизнесмена шли по рю дю Фес в сторону площади. Французская няня толкала перед собой коляску по тротуару милю консульства. Подумав, Г. М. решил, что лучше всего перейти площадь наискосок к двери бара «Синтра».

— Хм! — повторил он и величавой походкой двинулся через плас де Франс.

Очевидно, этот поступок был настолько ужасен, что парализовал всех его свидетелей.

Регулировщик, выпучив глаза, застыл, не вынимая изо рта свисток. Французская няня ненароком выпустила из рук коляску и побежала за ней. Подвыпивший клерк, выйдя из «Синтры», протер глаза и метнулся назад в бар.

Позднее Пола утверждала, что Г. М. перешел бы половину площади, если бы его невольно не подвел официант из их же кафе. Выйдя на террасу с подносом, полным кофейных чашек и бокалов с кофе глясе, официант при виде ужасного зрелища рухнул на пол, уронив поднос.

Чары развеялись, и на площадь обрушился Ниагарский водопад.

Если Г. М. воображал, будто слышал много полицейских свистков той ночью, когда они пытались поймать Колльера на рю Уоллер, то теперь он должен был отвергнуть эту мысль. Свистки раздавались отовсюду, а полицейские появлялись из ниоткуда — их было не менее полусотни, — заполняя площадь и окружая виновного.

Они кричали на трех языках, дули в свистки и размахивали руками. Г. М. огрызался по-английски и по-французски. Любопытно, что два бизнесмена, шедшие по рю де Фес, повернулись и помчались в обратном направлении. Г. М. предъявил какой-то голубоватый предмет и продемонстрировал фотографию. Крики сменились мертвой тишиной, в которой прозвучал зычный голос, провозгласивший по-французски:

— Да ведь это сам старый добряк!

Полицейские шагнули назад и отдали честь. По сигналу свистка они выстроились в два ряда, поместив Г. М. между передней парой, как командира, и повели его назад к кафе, откуда он только что вышел.

Г. М. с довольным видом повернулся и поднял руку. Полицейские отсалютовали в ответ.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил Г. М. — Хотите выпить?

Улыбаясь, служители закона отклонили предложение на трех языках, поскольку находились на дежурстве. Г. М. сел на прежнее место под аплодисменты с соседних столиков.

Пола давилась от смеха. Морин выглядела обеспокоенной.

— Что это было? — спросила она.

— Обман, как и все остальное. — Г. М. сердито нахмурился. — Никакого закона Карла Великого, никакого тайного общества, никакого удара молнии. Посмотрите! — Он вытянул руку, медленно водя ею по кругу. — Рю Ансенар, бульвар Пастера, рю… забыл название… рю де Фес, рю Бельжик, рю дю Статю. Попробуйте перейти площадь, когда автомобили несутся через нее со всех улиц, так как это кратчайший путь к Жемчужным воротам! Думаю, здесь и водители постоянно ломают машины и попадают в больницы. Но почему теперь? Ведь нет ни одной…

С рю Бельжик на площадь, точно ракета, вынырнул розовый «бьюик», собираясь повернуть на бульвар Пастера. Регулировщик на сей раз решил воспользоваться свистком да еще поднял жезл, призывая остановиться.

Как «бьюику» удалось это сделать, не толкнув полицейского на автомат для попкорна, стоящий в пятнадцати футах от него, казалось настоящим чудом. Тормоза заскрипели, а из окошка высунулись большая шляпа и пышные усы толстого итальянца.

— Scusa,[108] — извинился водитель на языке Данте.

Полицейский окинул невозмутимым взглядом просторную площадь, где не шевельнулась даже собака. Снова свистнув, он подал знак розовому «бьюику», который сразу же исчез на бульваре Пастера.

Г. М. стукнул кулаком по столу.

— Все это вранье! — настаивал он. — Я знал это раньше, а теперь могу это доказать. Почему я разглагольствую о Карле Великом и молниях, когда для меня есть настоящая работа? Например, когда я вчера в своем великолепном одеянии плавал в лодке по гавани…

— Второй раз я слышу, как вы упоминаете о плавании в лодке по гавани, — прервала Морин. — Что это значит?

— Хм! — произнес Г. М. и закрыл один глаз.

— Хуже этого человека я никого не встречала! — шепнула Пола. — Помяните мое слово, Морин: арабская девушка его отравит… В гавани нет ничего, — добавила она в полный голос, — кроме маленького грузо-пассажирского корабля «Валенсия». Мы с Биллом видели его позавчера вечером с башни, где пили мятный чай. А следующее судно не прибудет из Гибралтара, пока…

— Погодите! — остановил ее Г. М. — Вы должны понять…

В этот момент толстая женщина в блестящем черном платье, с лицом, щедро покрытым слоями пудры, туши для ресниц и губной помады, опустилась на край стула Г. М., попыталась подвинуть его массивным задом и оглушительно завопила ему в ухо:

— Ха-ха-ха! Вы, должно быть, большой пьяница. Но вы есть английский лорд, и я хотеть с вами говорить.

Бывали эпизоды, когда даже самый доброжелательный хроникер не мог охарактеризовать поведение Г. М. иначе как прискорбное. С некоторыми леди, даже весьма сомнительной репутации, он мог быть самой галантностью, с другими же, которые казались ему неженственными, он вел себя, откровенно говоря, по-хамски.

Слегка приподнявшись, Г. М. использовал свой мощный зад как таран, толкнув Илону Щербацкую в бедро, сбросив ее со стула и заставив приземлиться на пол в сидячем положении, после чего злобно уставился на нее поверх очков.

— Вы чертова зануда, — сказал он. — Но вы не есть р-р-рус-ская графиня, и гореть мне в аду, если я хотеть говорить с вами.

Илона, с которой всегда обращались крайне почтительно (главным образом из-за ее денег), была так изумлена и взбешена, что осталась молча сидеть на полу. Сегодня на ней была черная шляпа, украшенная фигуркой белого какаду, с чьего красного клюва свисал колокольчик, позвякивающий при каждом ее движении.

— Марк! — потребовала она наконец. — Вы поднять меня отсюда и принести мне стул.

Никто не обратил внимания на появление ее и Хэммонда. Последний, в консервативном коричневом костюме и коричневой шляпе, был окружен аурой джина. Его рот кривился в мрачной усмешке. Одним мощным рывком он поставил Илону на ноги.

— Боюсь, — промолвил Хэммонд, — что все стулья заняты.

— Тогда вы принести мне один оттуда… — Она окинула презрительным взглядом террасу.

— В один прекрасный день, Илона, — вежливо сказал Хэммонд, — ваша репутация добродушной женщины исчезнет вместе с остальными мифами о ваших достоинствах. Тогда никто не станет вас терпеть.

Но Илона ничего не слышала. Внезапно заметив Полу и Морин, она снова завизжала, раскрыла объятия и подскочила к ним с явным намерением испачкать обеих губной помадой.

— Нет, дорогая, — сказала Пола угрожающе мягким голосом.

Следует повторить, что Илона Щербацкая отнюдь не была глупой. Она застыла с озадаченным видом, не зная, что легкомысленная Пола, которая всегда говорила о ней только хорошее, услышала от Билла, в свою очередь узнавшего об этом от Г. М. через полковника Дюрока, о некоторых словах, произнесенных вчера в магазине портного.

Пола повела плечами, в точности имитируя Илону.

— Ах, этот Билл! — воскликнула она. — Он англичанин. Он не amoreux. Когда он учить меня стрелять из пистолет, то не делать мне приятные комплименты и не трогать меня здесь, здесь и здесь. — Затем Пола добавила обычным голосом: — Значит, вы учились стрелять из пистолета? Кто бы мог подумать! Почему не альпинизму?

— Assez, assez![109] — взвизгнула Илона, трагически подняв руку. — Я вас прощать. Увы, я прощать всех! Это моя слабость. Кроме того, вы англичанка, а все англичане холодные.

— Вы действительно так думаете? — осведомилась Пола. Ее тон вновь изменился. — Ah, un francais! Quel amant! Он всегда искать женская компания! Он не ходить в клубы и не напиваться! Ему неуютно со свой пол… Будь у меня муж, который никогда бы не ходил в клуб и не выпивал с друзьями-мужчинами, — заявила Пола, будучи англичанкой до мозга костей, — я бы отлично знала, что он ни на что не годен! Что вам известно о настоящей любви, вы, старая гарпия?

— Я прощать вас! — повторила Илона. — Это моя слабость. Я р-р-рус… — Она оборвалась на полуслове, что-то вспомнив, и посмотрела на угрюмого Г. М. — Этот большой пьяница заявить, что я нет. Я спрашивать его — почему?

Хэммонд бросил на Илону сердитый взгляд, пытаясь заставить ее умолкнуть. Но оба с любопытством смотрели на Г. М., словно вспоминая, что где-то видели его раньше, но не узнавая в нем пророка Хасана эль-Мулика.

— Я оскорблена! — настаивала Илона. — Почему вы так говорить?

— Мэм, — проворчал Г. М., — ваш акцент настолько универсален, что не позволяет судить о вашем происхождении. Вы можете быть даже русской, хотя я думаю, что вы из Венгрии.

— Я графиня Щербацкая, жена граф Щербацкий!

— Очень может быть, — кивнул Г. М. — Но в ужасно скучном романе ужасно скучного писателя по фамилии Толстой — он называется «Анна Каренина» — фигурирует старуха аристократка, княгиня Щербацкая. Может быть, автор выдумал ее, может быть, ваш муж происходит из древнего рода, а может быть, Марк Твен открыл «Книгу пэров» Берка[110] и обнаружил в ней герцога Бриджуотерского.[111] Хотите маленькое пари?

Илона застыла, утратив дар речи.

— Так я и знала! — воскликнула Пола. — Я говорила Биллу, что ее титул — фальшивый.

— Меня уже много лет интересовало, когда кто-нибудь это поймет, — мрачно заметил Хэммонд. — Хотя я не могу согласиться с вашим мнением о Толстом. — Он посмотрел на Илону. — Боюсь, леди пребывает в не слишком благоприятном настроении. Поймать вам такси, Илона?

Но она не обращала на него внимания, топая ногами в такт звяканью колокольчика и угрожающе приблизив лицо к лицу Г. М.

— Я должна знать, что происходить! — взвизгнула Илона. — Я должна быть au fait — vous avez compris?[112] — иначе я умру! Да, умру прямо здесь! Мне только известно… — следует напомнить, что в Танжере нельзя зажечь спичку так, чтобы кто-нибудь об этом не узнал, — что Билл Бентли нокаутировать Колльер в первый раунд и что потом они застрелить Колльер. Теперь скажите, что вы еще знать.

— Мэм, — отозвался Г. М., — я не сказал бы вам, даже если бы вы умерли на этом тротуаре. Тут есть подходящее место, — с надеждой добавил он.

— Нет? — Илона драматически выпрямилась. — Тогда я сказать вам, что вы не знать! По весь Танжер ходить слух, что этот преступник, Железный Сундук, на самом деле женщина!

— Что за… — начала Морин, широко открыв зеленые глаза.

Но Пола, чье добродушие полностью восстановилось, хихикнула и заставила ее умолкнуть.

— Женщина! — повторила Илона с театральным жестом.

Она боком выскочила на мостовую, вскинув руки, как статуя Свободы, и крича: «Такси!» При этом ее едва не сбило такси «ситроен», чудом успевшее затормозить. Со стороны рю Бельжик выехал джип и, не снижая скорости, свернул на площадь.

Илона прыгнула в такси. Джип остановился в нескольких дюймах от «ситроена», который поехал по рю дю Статю. Хэммонд зашагал в противоположном направлении в поисках джина.

Из джипа вылез полковник Дюрок, за которым последовал водитель. Вид у полковника был такой, словно он мог в любой момент отправить на виселицу всех присутствующих. Подойдя к столику сэра Генри Мерривейла, он шепнул ему на ухо:

— Предлагаю ленч и совещание. С меня хватит намеков. Что произойдет этой ночью?

Г. М. пригнул голову полковника, чтобы никто не услышал его ответный шепот:

— Может быть, немногое. Но Железный Сундук собственной персоной попытается ограбить «Бернштейна и компанию».

Тут Пола и Морин поднялись, собираясь уходить. Г. М. и полковник направились в ресторан «Чиро» на рю Рафаэль для ленча, длившегося более четырех часов.

Тени Старых гор над древней, наполовину высохшей рекой и франко-испанскими виллами становились все длиннее.

За ленчем Г. М. изложил Дюроку ровно половину — не более — своего плана. Решив оставаться старым маэстро, чего бы это ему ни стоило, он намеревался осуществить все прочее лично.

— Значит, вы клянетесь, что это произойдет? — осведомился полковник, барабаня по столу.

— Нет-нет! Это может произойти сегодня, завтра или через неделю после Троицы. Но, судя по характеру Железного Сундука, это случится ближайшей ночью. Что вас беспокоит?

Дюрок сдвинул над голубыми проницательными глазами косматые брови.

— Скажу откровенно — я боюсь фокуса-покуса.

— Знаете, полковник, — заметил Г. М., — вы хорошо усвоили английские идиомы.

— Un petit peu, peut-etre,[113] — отозвался польщенный Дюрок. — Я пробыл в британской армии не меньше, чем в бельгийской. Правда, выражения, которые я там усвоил, слишком неприличны, чтобы произносить их в обществе. Но я также читал ваших великих поэтов — Шекспира и других.

— Я имею в виду, — настаивал Г. М., — что в последнее время вы использовали несколько жутких английских фраз, и будь я проклят, если знаю, где вы их подцепили…

— Неужели не знаете? — спросил удивленный полковник. — Ну, не важно. Но повторяю: я слишком много слышал о старшем инспекторе Мастерсе. Вы всегда пытаетесь его одурачить. Вот я и думаю, не хотите ли вы проделать то же самое со мной?

— Слушайте! — сказал Г. М. — Когда вы и ваши люди устроили рейд в определенное место дома 40-бис на Маршан прошлой ночью, вы нашли алмазы или нет? Нашли! Ваши копы застрелили Колльера или нет? Застрелили? И… — Г. М. потянулся к пачке газет на соседнем столике, — разве пресса не превозносит вас как детектива, равного Лекоку, Рультабилю и Арсену Люпену,[114] вместе взятым? Зачем же мне вас дурачить?

— Ну-у, — протянул полковник. — Когда вы объяснили мне трюки с исчезновением, я и сам сделал вывод, кто настоящий преступник… Ладно, мы попробуем применить ваш план.

Они вышли из ресторана. Полковник Дюрок уехал в своем джипе, слушая радио, а Г. М., как ни странно, отправился пешком с очередной таинственной миссией в Казбу и другие места.

Электрические фонари Нового города светили все ярче; фонари Старого города, электрические и масляные, один за другим зажигались на склоне холма. Литл-Сокко пробуждалась, становясь все оживленнее. За оконными занавесями колеса рулетки готовились вращаться, а карты — потихоньку выскальзывать из ботинка.

Но только в начале одиннадцатого сэр Генри Мерривейл шагнул на рю дю Статю с плас де Франс.

Хотя у Г. М. практически не было нервов, он вел опасную игру и знал это. Что-то бормоча себе под нос, он шел мимо белых фасадов, украшенных золотыми буквами. Отель «Минзех» находился справа от него, а офис господ Кук — слева.

Г. М. шагал, не меняя скорости, по левому тротуару, пока не приблизился к месту их первого приключения. Теперь направления поменялись местами: рю дю Сюд с банком в углу оказалась слева, а лестница и спуск на рю Уоллер — справа. На углу горел единственный тусклый фонарь.

Переходя рю дю Сюд, Г. М. нутром почуял двух лиц, прячущихся в подъезде на другой стороне улицы. Слева находился темный переулок, куда выходила боковая дверь «Бернштейна и компании». Складные решетки на двух стеклянных витринах ювелирного магазина были закрыты и заперты, в чем Г. М. убедился, проверив замок.

Пройдя еще несколько футов, он заглянул в пыльную темную витрину с надписью наискосок «Луиза Бономи: маски и костюмы?» крупными буквами на двух языках.

В лицо ему смотрел полукруг масок из папье-маше и резины, раскрашенных и нет, с пустыми глазницами и разинутыми ртами. Между ними висели парики.

Убедившись, что дверь заперта, Г. М. повернулся и двинулся назад к ювелирному магазину. На нем были черный костюм из шерсти альпаки и шляпа-котелок. Рядом внезапно появилась еще одна фигура в штатском.

— Вот я и застукал вас, старина, — фамильярно заговорил по-французски исполняющий обязанности коменданта Перес. — Все идет хорошо?

— Пока да, — отозвался Г. М.

— Скажите, — прошептал Перес, кивнув на противоположную сторону улицы, — этот парень действительно ваш человек, как он утверждает?

У стены закрытого магазина маячила высокая худощавая фигура, напоминающая испанца — водевильного, какими их представляют в Голливуде. В руках с длинными сильными пальцами мужчина держал гитару. На нем были огромная широкополая шляпа и красные брюки в обтяжку с жемчужными пуговицами вдоль штанин.

— Сейчас он молчит, — продолжал Перес, — но полчаса назад терзал слух пением и гитарой. Кто это?

Словно в ответ, высокий мужчина провел рукой но струнам и запел хриплым меланхоличным голосом человека, не видевшего родину двадцать пять лет:

— Не так громко! — крикнул ему Г. М.

Голос перешел в печальное завывание.

— Я нашел его в здешнем баре, — продолжал Г. М. по-французски. — Когда-то он был лучшим спринтером Кенсингтонского пехотного полка.

— Отлично, старый лис, — усмехнулся Перес.

— Когда покойный Колльер пытался ограбить этого ювелира, на крыше дома напротив сидел итальянец с гитарой. Я подумал, не должны ли были громкое пение и игра скрыть звук электрической дрели.

— Вас не зря называют старым маэстро, — проворчал Перес.

— Но когда прозвучал сигнал тревоги, итальянец уронил и разбил гитару. Никакой сообщник не мог настолько удивиться. Этот человек был тем, кем казался. Мой человек находится там, чтобы наблюдать и быть готовым к пробежке. Где сейчас полковник?

— Здесь, — ответил Перес, и они свернули в темный переулок.

— Ваш совет был хорош, — продолжал Перес. — На другой стороне улицы двое наших лучших людей. Сержант Гарсия и я — в конце этого переулка. Полковник — внутри офиса с сержантом Бонфлером. Наблюдателей меньше, но они лучше размещены, как вы однажды сказали.

Он постучал четыре раза — два длинных и два коротких стука — в боковую дверь «Бернштейна и компании».

Справедливость требует отметить, что из-под котелка Г. М. по его лицу стекала капля пота.

Теперь Г. М. знал, что ожидаемое им событие произойдет через несколько минут. Но через сколько именно? В любом случае он не должен терять времени.

— Входите, — пригласил по-французски полковник Дюрок. Г. М. повиновался, а исполняющий обязанности коменданта проследовал в конец переулка.

Г. М. закрыл за собой дверь. Было не совсем темно, и он смутно различал очертания полковника и еще одного мужчины.

— На этот раз у Железного Сундука нет никаких шансов, — тихо сказал Дюрок. — Смотрите!

Луч фонаря, завернутого в папиросную бумагу, скользнул по комнате, осветив сейф. Г. М. стоял спиной к двери, обычно запиравшейся на пружинный замок, засов и ключ.

— Вы оставляете эту дверь незапертой? — спросил он.

— Конечно! — ответил полковник.

Г. М. бесшумно вытащил ключ из замочной скважины, зажал его в правой ладони и, надавив на ручку, стал медленно открывать дверь.

— Куда вы собрались? — спросил встревоженный Дюрок.

— Тсс! Хочу немного прогуляться. Будьте осторожны.

— Еще бы! — отозвался полковник. — Незастрахованные алмазы султана лежат в этом сейфе, как приманка. Если Железный Сундук проберется в сейф и что-то пойдет не так, мы вооружены до зубов и будем стрелять.

Из-под шляпы Г. М. выкатилась еще одна капля пота. Теперь уже скоро…

Выскользнув за дверь, Г. М. закрыл ее и минуту простоял к ней спиной. Перес и Гарсия в конце переулка могли разглядеть его силуэт. Держа руки за спиной, Г. М. вставил правой рукой ключ в замок снаружи, беззвучно повернул его, заперев дверь, и спрятал ключ в карман.

Свернув на рю дю Статю, он начал ощупывать стальную решетку на витрине ювелирного магазина. Было тихо — только со стороны Грэнд-Сокко доносился слабый шум.

Теперь оставались не минуты, а секунды. Но сколько?

С другой стороны улицы переодетый кокни[115] под звуки гитары пел старую песню:

Со стороны гавани над Танжером появилось желто-белое сияние. Грохот взрыва, разнесшего на куски маленькое грузопассажирское судно «Валенсия» без единого человека на борту, ошарашил даже тех, кто привык к взрывам во время войны.

Сэр Генри Мерривейл взмахнул рукой, подавая знак помощнику. Кокни, крича по-испански, что видел человека с железным сундуком, бегущего со стороны Грэнд-Сокко, тоже пустился бегом. Из подъезда выскочили двое мужчин и помчались следом. Перес и Гарсия метнулись из переулка и побежали в том же ошибочном направлении.

Подойдя к двери магазина масок и костюмов, Г. М. достал еще один ключ и вставил его в замочную скважину.

Этот дубликат он изготовил по отпечатку на куске мыла, снятому тайком вчера, покуда он и добрая сеньора Бономи обсуждали его костюм Хасана эль-Мулика.

Повернув ключ и открыв скрипучую дверь, Г. М. закрыл ее за собой. Электрический фонарь освещал призрачные белые маски среди едкого дыма от второго, небольшого взрыва, который скрыл первый.

— Достаточно, Железный Сундук, — сказал Г. М. — Выходите, и побыстрей!

Фонарь замигал.

— Этого я и боялся, — послышался знакомый голос.

Из дыма вынырнул кашляющий Билл Бентли с поднятыми руками и все еще подбитым глазом.

Они уставились друг на друга, потом Билл протянул вперед руки, словно для наручников.

— Чего вы ждете? — спросил он.

— Я здесь не для того, чтобы арестовывать вас, — ответил Г. М., — а чтобы выдворить вас из Танжера раз и навсегда в безопасное место. Ваша жена ничего не знала о вашей карьере в качестве Железного Сундука, но я рассказал ей, и она в полном восторге. Специальный самолет ждет вас обоих. Теперь следуйте за мной, да поторапливайтесь!