"Север Гансовский. Человек, который сделал Балтийское море (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

помещичьей кабалы? (Тоже наш дальний отец, от него у нас в характере
вольная степная развязка.)
Тот, кто с проклятой туретчины сумел вернуться домой?
Тот, который с арканом на шее, не сопротивляясь, пошел в татарский
плен? (От него в нас робость.)
Лишь сорок поколений, лишь сорок шагов вдоль линии, и вот стоит
княжеский дружинник в железной сетке-кольчуге. На сто тридцатом шаге
исчезнет металл, на двухсотом - домотканую шерсть сменит тщательно
выделанная звериная шкура. Но по-прежнему на обветренных лицах все та же
упорная надежда.
Не правда ли, странная ответственность налегает на плечи каждого из
нас, если задумаешься, как много отцов и матерей обменялись первым
несмелым взглядом, чтобы на свете стало <я>? Ответственность и величие в
любом - от академика-лауреата, что держит в сознании огромный свод
сложнейших научных и народнохозяйственных проблем, до скромного,
пассивного перед ходом жизни бедолаги, который, сообразив в гастрономе на
троих, отбывает сейчас пятнадцать суток за мелкое хулиганство, от ученика
до учителя, от кондуктора до главного конструктора. Торжественное величие
в каждом.
...Безлюдней и безлюдней вокруг. С полусотней шагов мы оставляем
позади тысячелетие, снова тысячелетие, и, наконец, перед нами опять двое,
затерявшиеся на голой равнине.
А если шагать дальше, за полк поколений, за одну дивизию, вторую?
Тогда еще в пределах первой армии вернется в шеренгу отошедшая в сторону,
исчезнувшая во мраке небытия цепочка охотников-неандертальцев - их
последние костры погасли в Европе тридцать пять тысяч лет назад. В
пределах первой же армии станет заметно уменьшаться лоб, массивнее
сделаются челюсти, приземистей фигуры. И в самом конце армии, а затем
составляя всю следующую, выстроились австралопитеки, заросшие шерстью,
длиннорукие.
Чем он занят, один из больших полузверей, сейчас, когда мы смотрим на
него? Вокруг танзанийская степь, недавним ливнем прорытая глубокая
щель-канава заросла драценой с острыми листьями, красноватым суккулентом,
и там острый взгляд австралопитека различил коричневое пятно. А с другой
стороны к канаве приближаются бредущие в стойбище с дневного поиска
самки-матери с детьми. Какой момент! Крикнуть, предупреждающе заворчать?
Но тогда сразу неотвратимый прыжок, когтистая лапа ударит мать, желтоватые
клыки схватят младенца. Сильный полузверь, наш дальний отец, опускается на
четвереньки и крадется к леопарду: он пожертвует собой, отвлекая гибель от
матери с дитем. Сияет африканское солнце два миллиона лет назад. И через
тысячи веков до нас все-таки докатится деяние, ибо не исключено, что в
роды Пушкина, Шопена или Циолковского вступит спасенное тем подвигом в
глубинах прошлого.
Австралопитек осторожно раздвигает травы, мускулы напряжены, взгляд
неотступно на хищнике. Теперь семь шагов отделяют его от леопарда...
шесть... пять... четыре...
Три... два... один... ноль! Вы слышите рев ракеты над Байконуром?
Слышите?!
Но вернемся опять к тем двоим, что в центре огромного холодного поля
на Европейском Севере. Если б они могли взглянуть вперед, предвидеть тот