"Север Гансовский. Кристалл (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

мурлыканье домохозяйки, которая, поставив суп на электроплиту, гладит
рубашку мужа, шепот влюбленных, отрывок публичного выступления с
бесконечными <Позвольте мне...>, быстрый разговор двух девчушек, почти
целиком состоящий из восклицаний-вопросов: <А что он сказал?.. А ты что
сказала?> Целыми часами можно было слушать человеческую речь, слова и
фразы на разных языках, по большей части непонятные, но постоянно вполне
отчетливые. Иногда над ящиками с хламом витал страстный по содержанию
монолог мужчины, но тон показывал заученность, чувствовалось, что это
выговаривается не впервые, - мы могли себе представить глупое сердечко,
принимающее все это за чистую монету. А порой где-то в другом месте
два-три слова, имеющие отношение к чему-нибудь совсем обыденному, выдавали
такую нежность, что пронзало насквозь... Впрочем, пронзало не всех. Копс,
напротив, ужасно огорчался из-за болтливости кристалла. Он видел в этом
что-то несолидное, лишающее его звания серьезного мастера, и боялся, что
разговорчивую линзу не возьмут для того самого двухрядного модификатора.
Поэтому он не остановился на эпохе эстрадных увлечений кристалла (что
сделал бы любой на его месте), продолжал снимать слой за слоем и добился
наконец того, что феоназ действительно умолк. Однако, потеряв голос,
кристалл начал терять и оптические свойства. Он постепенно делался
дымчатым, а еще через какое-то время стал синевато-белым, вроде тоненького
слоя кумыса, если его налить на темный стол. Такая линза наверху тоже не
была нужна, но Копс, привыкший к изменениям, рассчитывал на новые
неожиданности. У него к станку теперь был приспособлен оптический
измеритель на ободе, он с помощью светового зайчика проверял гладкость
поверхности и продолжал шлифовать. И вот в один прекрасный день, когда
Копс отодвинул в сторону измеритель и попробовал прикоснуться к линзе, то
вместо того, чтобы встретиться с отполированной твердостью, его пальцы
провалились в ничто. Пальцы провалились, и их кончики одновременно
вылезли, но не с противоположной стороны линзы, которая была Копсу не
видна, не насквозь, как можно было бы ожидать, а тут же, на этой же
поверхности, навстречу ему. Они вылезли недалеко от центра и симметрично к
тому месту, где он их сунул. Кончики пальцев как бы выплыли из
синевато-белой непрозрачной массы, вынырнули там - причем ровно настолько,
насколько кисть вошла здесь. Копс, по его рассказу, был так ошеломлен, что
автоматически двинул руку дальше, и с той стороны от центра она вылезла
больше опять-таки навстречу ему. Как глубоко он погружал, так много там
высовывалось. И он сразу узнал, что это именно его рука, потому что пальцы
были запачканы мастикой, а рукав кремовой рубашки довольно-таки захватан.
Тогда он испугался, вынул руку из кристалла - там кисть тоже
соответственно убралась, отошел и принялся тыкать в кристалл разными
палками. За этим занятием мы его и застали...
Краснолицый умолк и посмотрел в окно, выходившее прямо на тротуар.
Там маячила фигура его юного спутника, который, уже нагулявшись, стоял
теперь, опираясь спиной о рекламную тумбу.
- Подождите, я сейчас.
Он встал и побрел к двери. Пиджак покрывал его широкие покатые плечи,
как попона покрывает спину слона зимой где-нибудь в сибирском заповеднике.
Он вышел из зала на улицу и тотчас появился в окне, возле юнца. Двое
заговорили, потом краснолицый достал кошелек. Все было так близко, что я
даже видел, как он шепчет про себя, пересчитывая мелочь, поднимает глаза к