"Север Гансовский. Новая сигнальная (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

ТЮЗа, нового Театра юных зрителей, построенного взамен того, что был на
Моховой.) Мы находились тогда в здравбатальоне, куда человек, как
известно, попадает из госпиталя, когда, собственно, госпитальное
обслуживание ему уже не нужно, но какая-нибудь рана не совсем затянулась,
требует перевязок, и сам он не вполне готов нести воинскую службу. Днем,
кто не был освобожден, занимался боевой подготовкой - изучением оружия и
строевой. А вечером, лежа на деревянных топчанах, мы рассказывали друг
другу, что кто знал, видел и слышал. О том, как пригород Ленинграда Урицк
шесть раз в рукопашном бою переходил из рук в руки, о Невской Дубровке, о
переправах на Волге, о боях под Моздоком, о всяком таком. Почему-то мы все
толковали о войне. Возможно, оттого, что сами были тогда в тылу. Это уже
замечено: во время войны на передовой бойцы редко говорили о боях, а
больше о прошлой, довоенной жизни, если выдавалась тихая минута. А в
госпиталях и на отдыхе всегда вспоминали передовую.
Такими вечерами Николай Званцов и рассказал нам, что с ним произошло
однажды. Впрочем, даже не <с ним>, а скорее, <через него>. Какая-то
странная сила, новая, неизвестная нам способность организма сделала, так
сказать, свое дело и ушла.
Это было в мае сорок второго года, во время нашего наступления на
Харьков с Изюмского выступа. Операция, как известно, оказалась
неподготовленной. Из района Славянска немцы перешли в контрнаступление,
ряд дивизий наших 6-й, 9-й и 57-й армий попал в окружение и с боями стал
пробиваться назад, за Северский Донец.
Званцов служил в пулеметно-артиллерийском батальоне, и в конце мая их
рота две недели держала оборону возле одной деревушки, название которой он
забыл. Обстановка сложилась тревожная. На участке роты было тихо, но
впереди происходили какие-то крупные передвижения. Орудийная канонада
доносилась уже с флангов, было известно, что соседний полк разбит и
отступил. Назревала опасность захода противника в тыл, ждали приказов из
дивизии, но связь была прервана.
Местность кругом обезлюдела, и сама деревня, в которой они заняли
оборону, уже не существовала как населенный пункт. Сначала ей досталось,
еще когда немцы в сорок первом взяли Харьков и в этом краю шли крупные
бои. А случайно уцелевшие тогда дома окончательно дожгли эсэсовцы из 4-й
танковой армии, отступившие во время нашего недавнего прорыва к Мерефе и
Чугуеву.
Так что деревня представляла собой лишь пожарища и развалины, там и
здесь начинавшие зарастать кустарником. Был один-единственный кирпичный
полуразрушенный дом, где разместился КП роты и где в подвале ютились двое
оставшихся в живых и не эвакуировавшихся жителей - старик лет шестидесяти
пяти и его глухонемая дочка. Старик делился с бойцами картошкой, которой у
него в подвале был насыпан немалый запас. Он был еще довольно крепкий,
вместе с дочкой рыл с солдатами окопы и помогал копать позиции для орудий.
Вот тогда-то, в той деревне, с Николаем и начались странности в виде
его удивительных снов. Впрочем, вернее, не совсем так, поскольку это в
самый первый раз проявило себя, когда однажды утром командир роты послал
Званцова в разведку.
Николай и еще один боец, Абрамов, пошли, чтобы уточнить, где,
собственно, находится противник. Они прошагали около пяти километров, не
обнаружив ни своих, ни чужих, а потом за небольшим лесочком, лежа на