"Север Гансовский. Пробужденье (Журнал "Химия и жизнь", 1969, NN 11-12)" - читать интересную книгу автора

вещмешком.
Случилось это в четверг 15 июля в прошлом году. Жарища тогда, как все
помнят, стояла в Москве сатанинская. В квартирах на солнечную сторону
жизнь была вообще невозможна, в квартирах на теневую - возможна лишь на
ограниченном пространстве между вентилятором и бутылкой пива из
холодильника. Каждый, кто мог, бежал, естественно, из столицы на озеро
Селигер, на Рижское взморье или Алтай - рассказывают, что несколько
журналистов-международников укрылись от жары аж в Сахаре. Опустела и
редакция "Знаний и жизни". В большой комнате, где, кроме Фединого,
помещались еще отделы быта и не совсем точных знаний, остался один только
Пряничков за своим антирелигиозным столом.
Хотя утром в тот четверг прошла коротенькая гроза, никакого облегчения
не получилось, и в полдень, окончательно замороченный духотой и письмами
читателей, Федя вынул из кармана ядовито-желтую пилюльку поливитамина - он
летом тоже их употреблял, - лег грудью на стол и уныло посмотрел в окно,
за которым раскинулся широкий вид на залитую беспощадным светом
Гостиничную улицу.
От метро, вдоль фасадной стороны Химического музея, в полуподвале коего
жила в прошлом году редакция, размашистой свободной поступью шагал
дородный мужчина с яркой каштановой бородой. Кроме бороды при нем был
здоровущий вещмешок, толстый геологический изыскательский пиджак, добела
выгоревшие брюки и тяжелые русские сапоги. Прямые солнечные лучи били
сразу наповал, но бородатый выступал, явно наслаждаясь собой и всем
вокруг.
Увидев вещмешок и особенно сапоги, на которых даже издали ощущалась
пыль дальних странствий, Федя затосковал. Он понял, что путешественник
направляется к нему.
А мужчина с вещмешком не торопился уйти с солнцепека. Налетела на него
сослепу окончательно раскисшая, киселеобразная дамочка с продуктовой
сумкой в руке - бородатый отскочил, извиняясь, а затем сказал дамочке
нечто видимо до такой степени галантное, что она тотчас подобралась,
оформилась во всех своих частях, гордо закинула голову, заулыбалась и
дальше двинула такой ладной походочкой, что поглядеть любо-дорого. Еще
мужчина коротко пообщался с хозяйкой ларька "Мороженое". Она некоторое
время смотрела ему вслед, потом, повинуясь неясному инстинкту, порывисто
встала и протерла тряпочкой переднюю стенку своего прозрачного убежища.
Энергия исходила от незнакомца, ею заряжалось окружающее. Чудилось,
будто в результате его жестов возникают новые структуры магнитных полей и
гравитационные завихрения.
Он прошел мимо окна, и через минуту Федя услышал в коридоре редакции
тяжкий грохот сапожищ. Запахло кожей, вещмешком, солью, пылью, солнцем,
перцем, сосновой смолой и еще всяким таким, чего Пряничков и определить не
мог. В комнате стало тесно, паркетные половицы прогибались, жиденькие
редакционные стулья разлетались в стороны. Мужчина поздоровался,
представился - Федя тотчас забыл и названную фамилию, и профессию.
Пришелец снял вещмешок со спины, развязал горловину и достал снизу, из-под
связок книг и всякого другого имущества, порядочно замусоленную нетолстую
тетрадку в дерматиновом переплете. С нею он подошел к Феде и сказал, что
хотел бы представить для опубликования результаты некоторых опытов по сну
и бодрствованию, вкупе с теоретическим истолкованием экспериментов.