"Север Гансовский. Младший брат человека (Авт.сб. "Шаги в неизвестное")" - читать интересную книгу автора

раздающимся сразу повсюду.
Это было очень внушительно.
Мамонт сделал несколько шагов к нам и остановился, переминаясь с ноги
на ногу. (Вообще это было у него признаком волнения.) Казалось, он
усомнился, так ли уж безобидны эти маленькие существа, которых он видит
тут впервые.
Мы здорово испугались, но ревом и качаньем все и кончилось.
Он потоптался, затем шерсть на спине опустилась, и зверь повернулся к
елкам.
Вообще за первый и второй день путешествия мы вполне привыкли друг к
другу, и нам с Виктором удалось как следует рассмотреть мамонта.
Интересно, что он почти совсем не был похож на слона. Все крупные
животные в Индии и в Африке - слон, носорог, бегемот - голые. Это делает
их какими-то чужими для взгляда северянина. А этот зарос густой рыжеватой
шерстью, мохнатый, лохматый - наш, северный, сибирский зверь. Пожалуй,
больше всего он походил на какого-то немыслимых размеров медведя, только с
хоботом и бивнями.
И совсем особый вид придавала ему грива - длинные седые космы, которые
начинались на спине и бахромой висели под брюхом. По этой седине мы
решили, что мамонт очень стар.
Когда я стоял рядом с ним, то из-за его огромных размеров казалось, что
ты находишься возле какой-то стены, завешанной грубым, жестким мехом. И
глаз, который подозрительно глядел на тебя издали, представлялся
принадлежащим совсем другому существу.
Но это впечатление пропадало, когда мы с Виктором смотрели на него
издали. Тогда он выглядел вполне компактным, собранным и очень
гармонировал с полутундровым пейзажем - с мелким леском, кустарником,
снежными сугробами и серым низким небом.
Глядя, как он обламывает елки, я вспомнил, что в первый день, когда я
вышел на равнину к горе, там были такие же деревья с обломанными
верхушками. Но тогда я не обратил на это внимания.
Кстати, мамонту не нравилось, если я подходил к нему сзади. Это было
единственное, чего он не любил. Тотчас шерсть на спине приподнималась, и
он поворачивался ко мне боком.
Один раз я сломал молоденькую еловую ветку и подал ему. Он ее подержал
и бросил.
На самом конце хобота у него был отросток, напоминающий палец.
Вечером второго дня, когда мы развели костер, мамонт снова подошел к
нам и грел над огнем хобот.
Конечно, это была удивительная картина: мы двое на расстеленном
парашюте, поджаривающие куски лосиного мяса, и над нами мамонт, который
качает хоботом, - огромная, заросшая мехом махина, живой делегат Природы,
Вечности, первобытного доисторического прошлого.
Странно, но мы как-то очень уютно и покойно чувствовали себя в тайге.
По всей вероятности, присутствие этой огромной глыбы жизни казалось нам
гарантией того, что мы и сами не погибнем здесь, в долине.
У Виктора перестала болеть нога - как-то умялась в самодельных лубках.
И мы все время рассуждали о том, как доберемся до Акона, сообщим о мамонте
в Москву, в Академию наук, и вернемся сюда с большой экспедицией...
К ночи погода испортилась. Вечер был очень теплым - необычайно теплым