"Север Гансовский. Спасти декабра! (Авт.сб. "Три шага к опасности")" - читать интересную книгу автора

планета лысела на глазах. Неделями подряд дули пыльные бури, однажды
засыпало целый городок. Начал меняться состав атмосферы, небо делалось
белесым. Великолепные закаты ушли, жара донимала, делалась невыносимой.
Сначала люди покинули экватор, затем стали уходить с умеренных поясов.
И наконец - это было при Андрее - Всемирный Совет принял решение об
эвакуации. Эксперимент не удался. За шестьдесят лет было разрушено то, что
создавалось на Венере в ходе пятидесяти миллионов веков, - биосфера...
А голос, нарочито безличный, неэмоциональный, тек из микрофона:


"...Сегодня мы расстались с цветком африканской фиалки. Трудно
установить причину его гибели. Мы прошли холодный слой атмосферы, за
бортом сейчас около 200 С. В кабине жарко, с каждым днем температура
повышается. Но растение было у нас под колпаком с повышенной влажностью, и
ртутный столбик там ни разу не показывал выше 25 С. Тем не менее листки
поблекли и опустились. Цветок был с нами около двух лет, стал другом,
поэтому похороны устроили торжественные. Извлекли растение из почвы со
всеми корешками, положили на диск электрической печки и подвергли
кремации. Второй включил что-то из Мендельсона, и под эти звуки то, что
осталось от фиалки, сгорело. Мы теперь несколько сентиментальны, пожалуй.
Стало грустно. Второй сказал: "Все-таки это был смелый кусочек жизни. Как
далеко он забрался".
Это верно. Мы уже в 500.000.000 километров от источника животворного
света - Солнца. Сейчас кабина еще выдерживает возрастающее внешнее
давление газов, кое-что мы увидим до тех пор, пока нас не сомнет. В 15:00
в третий раз попали в прозрачную освещенную зону. Фантастические пейзажи.
Пары метана здесь светятся ярко - красным и коричневым. Другой свет бьет
снизу, как бы из центра планеты: что там светится - неизвестно. Несколько
часов неслись как в туннеле с бахромчатыми стенками, затем развернулся
простор, и мы оказались над бесконечным красным морем. Внизу были пляжи,
чуть седоватые, и красные волны. Слева стояла, уходя в бесконечность,
коричневая стена, и у всего этого был масштаб, создававшийся облачками
водорода, которые, чем ближе, тем были больше. Справа били радуги - и не
одна, а несколько перекрещивающихся - и тоже подчеркивали размеры
разреженности. А небо сверху висело сталактитами, которые на наших глазах
превращались в руки и головы каких-то чудовищ. Одна из рук стала
расти-расти, затмила радуги, дошла вниз до "моря" и рассеялась.
Жаль, что никто не увидит этого так, как увидели мы. Однако горько
делается оттого, что все это бессмысленно, что массы материи и
титанические движения не сознают себя, миллиарды лет не будучи оживлены
ничьей оценкой. Вообще говоря, удивительны сияния, туманности, кроны
далеких светил, но это мир, который в ответ на твое любопытство не
выскажет своего. Все перемещается, но все мертво и равнодушно.
Снова начинаешь думать о редкости жизни. Вся Солнечная система - газ,
плазма и камень, за счастливым исключением нашей родной планеты и Венеры,
где на границе адских холодов создалась пленочка жизни. Здесь, в холодном
блеске равнодушных спектаклей мертвого, особенно чувствуешь случайность ее
порождения. Миллионы чудес миллиарды раз должны были свершиться, чтоб
сформировался какой-нибудь жучок, и мы до сих пор еще не знаем, чему нас
могут научить тончайше сбалансированные структуры этого существа.