"Север Гансовский. Три шага к опасности (Авт.сб. "Три шага к опасности")" - читать интересную книгу автора

предающей. Все предметы, мебель, потолок, стены и пол уже знали, видели,
могли подтвердить, что он слушает, присутствует и не предпринимает ничего.
"Это гибель цивилизации. Это гибель. Надо бороться..."
Что-то резко, как выстрел, ударило на звуковой сцене. Послышался шум
борьбы, стон. Бодрый голос сказал совсем рядом:
"Перерыв на десять минут".
И все. Даже фон прекратился.
У Леха дрожали руки, он положил ложку. Что это?.. Какие совсем другие
сферы ему открылись?..
От страха мутилось в голове. На ослабевших ногах подошел к шкафу,
включил "успокоитель". Выпил. Сделалось чуть легче.
В чем, собственно, состоит его вина? Ну действительно, он находился в
комнате. Однако ведь ему не было известно, что должно произойти... Даже
допустим, что он совершил нечто ужасное. Но не один. Трансляция шла на
весь город, на всю страну... Он еще раз включил "успокоитель". Похлопал
себя по груди. Ладно, пустяки. Чего он испугался? Его ведь никогда ни за
что не преследовали. Просто уж характер такой, что боится. Воспитание,
среда, атмосфера такие, что страшишься неожиданного. От
неприспособленности.
Усмехнулся, сунул тарелку в моечную машину, щелкнул дверным замком,
спустился на лифте. На улице повернул к метро и нырнул на эскалатор.
Загрохотало в подземных туннелях, цепочка вагонов услужливо подошла,
раздвинулись двери. Кроме него, на линии не было и живой души - даже
странным казалось, что вся могучая техника, всякие там автоблокировки и
прочее обслуживают одного-единственного человека. Лех вспомнил о тех, что
ушли сегодня из сферы производства. Уйти-то они ушли, а вот куда
прибыли?.. Дома, наверное, сидят.
Текли километры. Он входил, садился, вставал, выходил, ехал и, наконец,
поднялся на площади у фонтана.
На лотках продавали георгины и астры - головка к головке они лежали
свежими ворошистыми разноцветными массами. Только они и были здесь на
площади живыми. А все остальное - квадратное, прямоугольное, плоское с
обрубленными краями, с отчетливыми гранями... Цветы, впрочем, никто не
покупал. Дорого. Естественный все же продукт, не искусственный.
Человек в синем, отутюженном, как налитом на него костюме медлительно
проводил Леха взглядом. Глаза у него были кошачьи или тигриные - со
странным маленьким зрачком. Зябко становилось от равнодушия и остроты, с
которыми он смотрел.
На углу возле табачного автомата Лех обернулся.
Синий продолжал остро смотреть ему вслед. Зачем это ему?..
Ви стояла на перекрестке.
- Хорошо, что мы будем первые, да? Правда, как ты считаешь? Не видишь
тогда всех этих физиономии, верно? - Она заглядывала ему в лицо. - Мне,
например, гораздо больше нравится, когда мы приходим и еще никого нет... А
что Чисон? Не звонил тебе?
Он подумал, не рассказать ли ей про радио, и решил, что не надо. То
есть наверняка не надо.
- Что ты сказала?.. Чисон. Нет, не звонил. Дома, пожалуй. Он ведь
теперь не ходит на Вокзал.
- Я слышала, он с Пмоисом подружился... А про Лин Лякомб рассказывают,