"Север Гансовский. Двадцать минут " - читать интересную книгу автора

Ефремов посмотрел ему вслед.
- Черт! Вот где у меня звонари эти сидят, - Ефремов ударил себя в
грудь. - Студентики и лейтенант ихний.

Душа болела у Ефремова. Им уже был придуман простой план выхода из
создавшегося положения, но он чувствовал, что такие, как Миша и лейтенант,
не поддержат его. И, несмотря на то, что он не собирался раскрывать им своих
планов, его злило, что они смогут потом посчитать его трусом или предателем.
Ему важно было всегда чувствовать себя правым, непогрешимым, и все последнее
время он, сам того не замечая и даже теряя порой осторожность, старался
оправдать перед другими то, что совершит в ближайшем будущем. Ефремов
считал, что Красная Армия разбита и что раз так, то нечего махать кулаками.
Он был местный, из этих краев призывался в армию. Здесь, неподалеку от
городка, в поселке Синюхино, у него жили родственники; и он решил запастись
гражданской одеждой, затаиться, переждать, пока пройдет фронт и кончится
война, а там начинать жить по-новому. Но уходить лучше было, как раз когда
фронт проходит через знакомую деревню, чтоб не шататься одному на советской
стороне, где могли схватить как дезертира, и не попасть в плен на немецкой.
Обстановка была сейчас подходящей, но в последний момент Ефремову
страшновато сделалось пускаться на такое дело одному. Он искал себе
кого-нибудь в компанию, решился было заговорить с санинструктором Ниной,
потом стал сомневаться. Трудно было ее понять. С одной стороны, Нина вроде к
"студентам" липла, но с другой - была вполне практичная девушка.
Практичность же Ефремов ценил больше всего на свете.
А взвод между тем шел от центра городка к окраине, к почте. Не совсем
взвод, а просто то, что осталось от роты, да еще присоединившиеся. Лейтенант
впереди, остальные за ним. Днем, когда брели оврагами, а немцы обстреливали
вслепую, "по площадям", маленький осколок мины попал ему в щиколотку. Нина,
санинструктор, перевязала, и было хорошо, но часа два назад от ходьбы опять
пошла кровь, и нога деревенела постепенно. Правда, вот уже минут пятнадцать
он ощущал, что в сапоге не тепло - значит, прекратилось кровотечение.
Заметив, что лейтенант все тише идет, Нина нагнала его.
- Давай... Давайте, я еще перевяжу. Затекло, наверное. Больно?
Но он отказался. Беречь надо было индивидуальные перевязочные пакеты.
Пока шагали между темными, зияющими чернотой окон домами, короткие
разговоры вспыхивали и обрывались.
Сибиряк Разуваев, стараясь попасть в ногу с Ниной, чтобы не просто
молча идти, не наедине со своими мыслями, удивлялся:
- Снегу поднавалило. А я думал, под Москвой и снегу совсем не бывает.
Санинструктор обернулась.
- Ну да, не бывает. Еще как! В ноябре на демонстрацию на Красную
площадь мы ходим, в это время там всегда уже снег.
И снова тишина, только поскрипывало под сапогами. Сержант Клепиков,
усердный, простая душа, свернув в сторону, окликнул лейтенанта:
- Лопату взять, а? Пригодится, может, окапываться?
Лейтенант остановился.
- Нет, не надо. Если снегу накидать для маскировки, мы и так справимся,
саперной.
Опять пошли. Метель улеглась, как не было. Морозная, ущербная луна
склонялась к горизонту. Лейтенант посматривал по сторонам. Ясно было, что