"Томас Гарди. Мэр Кэстербриджа (роман)" - читать интересную книгу автора

ему разговоров, - этого никто, кроме него, не мог бы сказать, - только он
упорно хранил молчание, и женщина не получала никакого удовлетворения от его
присутствия. В сущности, она шагала по дороге в полном одиночестве, если не
считать ребенка, которого несла на руках. Иной раз согнутый локоть мужчины
почти касался ее плеча, так как шла она настолько близко к своему спутнику,
насколько можно идти, не задевая его, но ей, казалось, и в голову не
приходило взять его под руку, да и он не помышлял предложить ей руку. Нимало
не удивляясь его пренебрежительному молчанию, она явно принимала это как
нечто вполне естественное. Если в маленькой группе и раздавались чьи-то
голоса, то это был лишь шепот женщины, время от времени обращавшейся к
ребенку, крохотной девочке в коротком платьице и голубых вязаных башмачках,
и ответный лепет ребенка.
Главной, если не единственной привлекательной чертой в наружности
молодой женщины была подвижность ее лица. Когда она искоса поглядывала вниз,
на девочку, она становилась хорошенькой, даже красивой, - жаркие лучи
палящего солнца освещали сбоку ее живые черты, отчего веки и ноздри ее
казались прозрачными, а губы пылали огнем. Когда же, задумавшись, она молча
брела в тени зеленой изгороди, лицо ее принимало суровое, почти апатичное
выражение, какое бывает у человека, ожидающего от Времени и Случая всего,
кроме, быть может, справедливости. Первое выражение было у женщины от
природы, второе, вероятно, являлось плодом цивилизации.
Вряд ли у кого-нибудь могли возникнуть сомнения в том, что эти мужчина
и женщина - муж и жена и родители маленькой девочки. Только такими
родственными узами и можно было объяснить атмосферу семейной близости,
которая, подобно нимбу, окружала путников, бредущих по дороге.
Жена почти все время упорно, хотя и без особого интереса, смотрела
вдаль, - собственно говоря, такой пейзаж можно было увидеть в эту пору года
едва ли не в любом уголке любого графства Англии: дорога была не совсем
прямая, но и не извилистая, не ровная, но и не холмистая, окаймленная
кустами и деревьями того тускло-зеленого цвета, какой приобретают обреченные
листья, прежде чем стать грязно-серыми, желтыми или красными. Трава у
обочины и ближайшие ветви кустов были припудрены пылью, которой осыпали их
мчащиеся мимо повозки, - той пылью, что лежала на дороге, заглушая, словно
ковер, шум шагов; и благодаря этому, а также упорной неразговорчивости
путников все звуки широкого мира отчетливо доносились до них.
Долгое время никаких звуков вообще не было, если не считать еле
слышного голоса птицы, распевавшей стародавнюю вечернюю песню, которую,
несомненно, можно было услышать здесь в тот же самый час и с теми же самыми
трелями, каденциями и паузами на закате в эту пору года на протяжении
несчетного множества веков. Но по мере приближения к деревне они услышали
отдаленные крики и шум, доносившиеся с холма, который скрывали от них
деревья. Едва вдали показались первые дома Уэйдон-Прайорса, как путникам
повстречался огородник, который нес на плече мотыгу для окапывания брюквы;
на конце ее болталась сумка с завтраком. Мужчина, читавший балладу, тотчас
поднял глаза.
- Можно там найти работу? - флегматичным тоном спросил он, указывая
листком на видневшуюся впереди деревню. Полагая, что огородник не понял его,
он добавил: - Какую-нибудь работу по уборке сена?
Но огородник уже замотал головой.
- Господи помилуй, да где же разум у человека, коли он в эту пору