"Томас Гарди. Мэр Кэстербриджа (роман)" - читать интересную книгу автора

вздумал искать такую работу в Уэйдоне?
- А домишко какой-нибудь нельзя здесь снять - пусть совсем маленький,
только что выстроенный? - спросил пришелец.
Пессимист снова отрицательно мотнул головой.
- В Уйэдоне больше ломают, чем строят. В прошлом году снесли пять домов
и в этом году три; людям деваться некуда - даже хижины с соломенной крышей
не сыщешь. Вот каково оно в Уэйдон-Прайорсе!
Вязальщик сена - очевидно, он был вязальщиком - несколько
пренебрежительно кивнул и, поглядев в сторону деревни, продолжал:
- Что это у вас там происходит, а?
- Да у нас ярмарка сегодня. Только этот шум и галдеж - все пустое:
выманивают денежки у детей да у дураков, а настоящие дела уже кончились. Я
весь день работал тут поблизости, но туда не ходил, э, нет! Не мое это дело.
Вязальщик и его жена продолжали путь и вскоре очутились на ярмарочном
поле с загонами для скота, где были выставлены и проданы сотни лошадей и
овец, которых теперь почти всех увели. К этому времени, как сказал
огородник, с серьезными делами уже было покончено, оставалось только продать
с аукциона животных похуже, которых не удалось сбыть с рук, ибо от них
наотрез отказались более солидные скупщики, рано прибывшие и рано отбывшие.
Однако толпа была еще гуще, чем в утренние часы: теперь здесь появились люди
более легкомысленные - свободные от работы поденщики, два-три солдата,
приехавшие домой на побывку и случайно оказавшиеся здесь, деревенские
лавочники и тому подобный люд. Для них полем деятельности служили ларьки с
игрушками и всякой мелочью, палатки со стереоскопическими картинками,
восковыми фигурами, живыми уродами, бескорыстными, путешествующими для блага
человеческого лекарями, прорицателями, игрой в наперсток.
Наших пешеходов все это не прельщало, и они принялись озираться,
отыскивая среди множества палаток, разбросанных по полю, такую, где бы можно
было подкрепиться. В охряной дымке угасающих солнечных лучей две ближайшие
палатки показались им, пожалуй, равно соблазнительными. Одна была из
новенькой парусины молочного цвета, с красными флагами на верхушке; вывеска
гласила: "Доброе пиво домашней варки, эль и сидр". Другая была не столь уж
новой; сзади из нее торчала небольшая железная труба, а спереди красовалась
вывеска: "Вкустная пшеничная каша". Мужчина мысленно взвесил обе надписи, и
его потянуло в первую палатку.
- Нет... нет... не туда, - сказала женщина. - Я люблю пшеничную кашу, и
Элизабет-Джейн ее любит, да и тебе понравится. Она сытная, а день был
длинный и трудный.
- Я ее никогда не пробовал, - сказал мужчина.
Однако он внял доводам женщины, и они вошли в палатку, где торговали
пшеничной кашей.
Там они увидели большую компанию, расположившуюся за длинными узкими
столами, которые тянулись вдоль стен. В дальнем конце стояла печь,
топившаяся углем, а над огнем висел большой трехногий котел, настолько
стершийся по краям, что обнажилась колокольная медь, из которой он был
отлит. Во главе стола сидела особа лет пятидесяти, похожая на ведьму, в
белом переднике, которому надлежало придавать ей респектабельный вид, и
потому он был такой ширины, что почти сходился у нее за спиной. Она медленно
размешивала содержимое котла. По палатке разносился глухой скребущий звук
большой ложки, какою женщина орудовала, заботясь о том, чтобы не подгорела