"Александр Гаррос, Алексей Евдокимов. [Голово]ломка " - читать интересную книгу автора

телефоном у правого уха и трубкой телефона обычного в левой руке, на столе -
подключенный к Интернету лап-топ, какие-то провода и антенны. Гермес.
Вестник. Поставщик информации. Бог связи. И - последний. КОМАНДА
ПРОФЕССИОНАЛОВ РАБОТАЕТ НА БИС. Все сразу: богиня любви, грозный
Марс-воитель, шустрый телефонизированный обладатель крылатых сандалий, и над
ними - всеведущий, всевластный, страшный иноверцам, но неизменно
доброжелательный к Клиентам Зевес. Пантеон. Жуткая догадка высоковольтно
полыхнула в мерно покачивающейся вадимовой голове. Они - и гражданин
очкастый начальник, и олежеки всех мастей, и художник, и верстаки с
макетировщиками, и даже он, Вадим, - сами того не ведая, служили анонимным
закадровым божествам. Возносили молитвы и принимали жертвы, полагая, что
занимаются промоушеном, пи-аром, консалтингом, эдвертайзингом и рирайтом. Он
вспомнил, как сочинял этот буклет, хряпнув стакан бренди, дабы снять
оцепенение перед Первым Большим Заданием, переключить себя в режим боевого
амока. Вспомнил, как в какой-то момент на него и впрямь снизошло неведомого
происхождения воодушевление, и он, воспрянув, за два часа вколотил в
клавиатуру полную концепцию БРОКЕРСКОГО ИНВЕСТИЦИОННОГО СЧЕТА REX. Никаких
сомнений. Он был ведом чужой целеустремленной волей. Он был медиум,
посредник. Недоброе дремучее слово "одержимость" пришло Вадиму на ум. В этот
момент автобус, облегченно скрипя, причалил к навесу конечной. Вадима
подняло и вынесло наружу. Снег перестал. Припозднившееся солнце спешно
довершало праздничный декор. Страшный буклет Вадим, суеверно сплюнув налево,
скормил первой же урне. В конце концов, подумал он, что-то такое я где-то
недавно читал. А измышления модных романов не могут быть правдой.
- Кто?
- Ало, Лада... Это Вадим, Аплетаев, из пресс... от Эдуард Валерьича.
Некоторое время домофон молчал и недобро электрически потрескивал.
- А, - разадалось потом. В тоне Вадиму почудилась не то досада, не то
усталое отвращение. - Щас, - еще короткая пауза, и - не сразу понятное: -
Четвертый. Двадцать семь. Домофон всхрапнул и умер обратно. Вадим
непонимающе подождал. Потолкал дверь. Заперто. Оглянулся. С противоположной
стороны противоестественно чистого двора-колодца на него подозрительно
глядела ретро-дама в бордовом кашемире с диковинным объектом микробиологии
на замшевом поводке. Вадим показал им обоим оттопыренный средний палец. У
двери тотчас же клацнуло внутри. Дом был старый, но, как и весь квартал
доходных домов начала века, подвергся наружному косметическому ремонту и
внутренней хирургической терапии, глубокому еврошунтированию. Теперь здесь
были элитные квартиры для тех, кому еще не по карману юрмальские коттеджи в
дюнной зоне, но уже решительно невместно жить в сирых спальных районах.
Старомодный, отделанный изнутри каким-то-там деревом лифт с мелодичным
позвякиванием обстоятельно транспортировал социально чуждое содержимое на
четвертый этаж. Двадцать седьмая. Все люди в мире делятся на две категории,
говаривал Клинт Иствуд: одни стоят с петлей на шее, у других в руках
револьвер. Все люди в мире делятся на две категории, перефразировал Виктор
Цой: одни сидят на трубах, другим нужны деньги. Вадим был согласен с обоими.
От себя же мог добавить, что все люди в мире делятся на две категории еще
как минимум по одному признаку. Одни беспрестанно изощряются и ухищряются,
приобретают дорогие вещи, сгоняют лишний вес и наращивают рельеф в
тренажерных залах, отсасывают жирок и подкачивают силикон у пластических
хирургов, грамотно применяют подчеркивающую и камуфлирующую раскраску, путем